Выбрать главу
* * *

…Вот, скажем, вернувшуюся из поездки в США биолога З. везет милый разговорчивый таксист. Как слетали, как была погода, по делам или так, к родственникам или к друзьям? «А родственники у вас там давно?» – «Да лет двадцать пять», – говорит биолог З. «А что ж они в Москву не возвращаются жить?» – удивляется таксист. Ошеломленная неожиданным вопросом, биолог З. честно говорит: «Путина боятся». «О! – удовлетворенно говорит таксист. – Работает, значит, антироссийская пропаганда-то!»

* * *

…Вот, скажем, друзья литератора Г. в какой-то момент решают для себя, что литератор Г. – не человек, а радиостанция. Называется радиостанция – ну, назовем это «Прачный Пудак». И все, что он говорит, – это не попытки испортить им настроение, а передачи. «Последние новости на радио „Прачный Пудак“». «Политика и актуальность на радио „Прачный Пудак“». «Детский час на радио „Прачный Пудак“». Когда приносят меню, вот эти вот его комментарии, за которые хочется дать стаканом в лоб, – это не со зла, это кулинарное шоу на радио «Прачный Пудак». Всем от этого стало гораздо легче. Они даже решили, что на время разговора о женщинах радио просто переименовывается из «Прачный Пудак» в «Брачный Будак». Словом, они, в общем-то, литератора Г. любили и искали способы как-то примириться с его существованием. А литератор Г. все равно обижался и говорил, что он бодрый, веселый человек, что они тролли, что это дурацкая шутка, что она ему надоела. И вот стоят они возле этого самого надомного океанариума возле Чистых прудов, и кто-то говорит: «А давайте пойдем? Там акула маленькая и вообще красиво». Литератор Г. открывает рот, он хочет сказать: «Пойдемте, конечно!», у него прекрасное настроение, он тоже хочет смотреть маленькую акулу. И тут ему говорят: «Ну вот, сейчас будет выступление В. Бианки на радио „Прачный Пудак“». И литератор Г. звереет и уже не в шутку что-то такое отвечает. И друзьям его правда становится стыдно, и они говорят, что виноваты и вовсе он не пудак и не будак, а очень любимый, и вот тут есть прекрасный грузинский подвальчик с диванчиками, давайте они поведут туда литератора Г. и будут кормить его хачапури, и поить вином, и рассказывать, какой он хороший. И литератор Г. уже вполне задобрен и соглашается, но все не может понять: почему же подвальчик, ну почему подвальчик? Еще же належимся под землей-то, сейчас-то зачем.

* * *

…Вот, скажем, флейтисту Т. снится кошмар про то, как у него украли телефон и уже сутки рассылают с него по всей адресной книге чудовищные компрометирующие эсэмэски. И он всем судорожно пишет в почту: «Друзья, не верьте ничему! Это не я такое говорю, это у меня украли телефон!» – и тут выясняется, что до этого момента никому такая версия в голову не пришла.

* * *

…Вот, скажем, предприниматель Ш. с женой и дочкой отправляются отдыхать в Турцию. И там, в Турции, у вполне либерального предпринимателя Ш. рвутся плавки, а также при столкновении с незнакомым языком совершенно внезапно случается приступ российского патриотизма. И прямо посреди пляжа эти два события приводят к тому, что предприниматель Ш. начинает кричать на жену, что покупать новые плавки он не пойдет, да, он будет ходить в рваных, да, пусть ей будет стыдно, да, он орет при людях, потому что какого черта он будет покупать тут плавки и этим поддерживать экономику каких-то натовских лизоблюдов? Надо было ехать в Крым, Крым наш, в Крыму он бы купил себе самые дорогие плавки, и ей бы не было стыдно за него, потому что Крым наш, и он готов поддерживать плавками нашу экономику, а эту погань не готов. Жена предпринимателя Ш., тоже женщина с мнением, начинает на него орать, что ей стыдно не за волосатую попу в прорехе плавок и даже не за его вопли, когда люди смотрят и ребенок рядом стоит, а за эту глупость, кровожадность, косность, за это отвратительное пошлое «крымнаш», когда Крым не наш, не наш, не наш! И все это время она, как хорошая жена, стоит, конечно, руками прикрывает попу мужа, вообще сильная сцена. А дочь сидит на песке и смотрит с открытым ртом, посыпает iPad песочком. И так они патриотически кричат еще некоторое время, выговариваются – но все это, конечно, не решает ни проблемы Крыма, ни проблемы плавок. А последняя, в отличие от первой, требует их личного вмешательства, безотлагательного. И они мирятся, конечно, постепенно, они вообще любящие, незлые люди, и жена уже дает мужу полотенце, чтобы он замотался и шел-таки в ближайшую лавку поддерживать лизоблюдскую экономику, выбора нет. И тут дочка вдруг говорит: «А можно я спрошу? Я не поняла – Крым-то наш или не наш?» И понесся второй раунд, какое полотенце. Но любящие же люди, успокоились потихоньку. И тут дочка тихо-тихо так: «А можно я спрошу? Я не поняла, наш – это чей?..»