…Вот, скажем, известный фотограф С., человек серьезный и эстетически подкованный, раздраженно интересуется в Фейсбуке, не хочет ли кто-нибудь разработать аппликацию, позволяющую автоматически скрывать в ленте фотки еды, детей и котиков. Он проспонсирует. Отзывается технолог Р. – и в течение двадцати минут фотограф С. и технолог Р. вполне конкретно обсуждают всякие детали разработки. В результате технолог Р. обещает кинуть бюджет, фотограф С. обещает додумать интерфейс – и оба сходятся в уверенности, что примерно за полгода эта самая аппликация их озолотит. Напоследок технолог Р. замечает:
– А еще можно сортировать всё по цветам. Это сейчас очень принято.
– Сортировать что? – не понимает фотограф С.
– Ну, этих. Детей, котиков, – отвечает технолог Р.
– Так мы же скрываем детей и котиков! – изумляется фотограф С.
Выясняется, что фотограф С. – он в каких-то там европах живет. А технолог Р. – нет, он живет в России. Он, видите ли, понял задачу строго наоборот.
…Вот, скажем, официант в кафе роняет на пол поднос с вилками и, глядя на них, тоскливо говорит: «Все, щас все как привалят…»
…Вот, скажем, впавший в здоровую февральскую депрессию антрополог Ч. рассказывает своим московским друзьям, как, значит, с этой проблемой справляются обитатели Заполярья. Что, мол, когда советские исследователи впервые приехали спаивать обитателей Заполярья и менять свою душу на кобальт и газ, то уже через два месяца поддатые и оттого очень дружелюбные местные жители стали чуть ли не каждый день вынимать гостей из петли. А потом рассказали, что сами они со своей сентябрьской, октябрьской, ноябрьской, декабрьской, январской, февральской, мартовской и апрельской депрессией справляются следующим образом: как кто начнет рассуждать, что хорошо бы сейчас связать петлей моржовую жилу… Нет, повеситься там особо не на чем. Ну, хорошо, заточить моржовый клык и что-нибудь такое с собой сделать, – так соплеменники наваливаются на него гуртом и для начала крепко связывают. И привязывают к санкам. А потом долбят прорубь и выталкивают связанного депрессанта на са-а-а-мый край. Чтобы лед трещал. Ну, депрессант, понятно, орет, ругается, грозит соплеменникам заточенным клыком, то своим, а то моржовым. А они выжидают минут пятнадцать-двадцать, а потом аккуратненько оттаскивают клыкастого соплеменника от проруби обратно в мир живых. И месяца два-три после этого соплеменник очень бодр и весел, да и в следующие пару месяцев – стоит ему увидать санки, как он вздрагивает и немедленно хорошеет прямо на глазах. И антрополог Ч. из этого делает выводы о неравнодушии общины к страданиям индивидуума. А друзья его, обиженные намеком, уходят к батарее курить, и один из них говорит, что вообще-то ежедневно выталкивать антрополога Ч. на край проруби и в Москве можно.
– В Москве и прорубь ни к чему, – говорит архитектор Т. – В Москве в окно выталкивать можно.
– В Москве и окно ни к чему, – говорит политолог Ш. – В Москве к соседям выталкивать можно.
…Вот, скажем, скрипачка Г. узнает, что ее отец – он, может, ее отец, а может, и не ее отец. И потом всю жизнь не может решить, стоит ли делать тест на отцовство. Потому что если выяснится, что ее отец не ее отец, то будет трагедия: так уж он сильно ее любит. А если выяснится, что ее отец – ее отец, то будет трагедия: не так уж он сильно ее любит.
…Вот, скажем, телепродюсер Д., находясь в состоянии благодатного подпития, решает словесно приласкать официантку и говорит ей: «Обидно вам, наверное, работать в пятницу вечером, когда все выпивают». «Ну что вы, – говорит девушка. – Я, наоборот, с удовольствием». Телепродюсер Д., который последний раз работал с удовольствием во сне – палачом у муравьиного царя – просит пояснений. «Понимаете, – говорит официантка, – в пятницу вечером, в половине седьмого, в центре Москвы на поверхность земли выходит Шеол. Я человек верующий, я потерплю. А вот вам, конечно, лучше забыться».
…Вот, скажем, гость столицы говорит вслед прошедшей мимо красавице: «Такой женщине муж должен пальцы ног облизывать и между этими пальцами ромашки совать!»