…Вот, скажем, филолог Т. перехватывает на детской площадке своего сына и его подружку Лизу, распаренных беготней, и предлагает им передохнуть, попить водички, остыть и оправить одежду, тем более что Лиза вышла гулять в таком нарядном платье, а теперь вся помятая. Выясняется, что Лиза помятая из-за того, что они с сыном филолога Т. играли в свою любимую игру ― в доктора. Филолог Т. вовсе не ханжа, но начинает волноваться: может, надо с детьми поговорить, то-се, пятое-десятое, убедиться, что все происходит по-человечески, что нет в этом ничьего грязного влияния, ну и вообще. И он спрашивает своего сына и девочку Лизу, во что еще они играют. Играют они, оказывается, в «Angry Birds», в «города» ― ну и в доктора. Филолог Т. говорит, что «Angry Birds» у него в детстве не было, «города» он очень любил, а вот в доктора как-то не довелось. В доктора ― это как? Ну и оказывается, что девочка Лиза ложится на спину на скамеечке, а мальчик Т. садится у нее за спиной, и девочка Лиза говорит: «Бла-бла бла-бла-бла бла-бла-бла, бла бла бла бла-бла-бла-бла», а мальчик Т. у нее за спиной говорит: «Ага… Ага…» – и чиркает в альбоме, а потом мальчик Т. говорит, что время кончилось, а девочка Лиза говорит «спасибо» и платит ему рубль.
…Вот, скажем, получается так, что между фотографом Т. и его сводным племянником разница в возрасте составляет не то восемь, не то девять лет. И фотографу Т. достается блаженная роль клевого дяди, с которым можно и про девочек, и про траву, и про то, что родители козлы, и даже выпить свои первые 50 граммов. Лучшая роль на свете. В один прекрасный день у фотографа Т. звонит телефон, и любимый племянник спрашивает, как дела. А потом говорит: «Дядя Т.! У нас тут сложилась небольшая оргия, и я сразу подумал о тебе…» И пока фотограф Т. в ужасе представляет себе, что он должен в этой ситуации сказать, а главное, какими словами он должен отказаться, а главное, о боже мой и т. д., – любимый племянник спрашивает: «Хочешь, дядя Т., прийти нас пофотографировать?» И что-то как фотограф Т. ни вспомнит про этот звонок, так ему делается дурно и что-то каждый раз по-разному.
…Вот, скажем, кинокритик Г. в молодости торговал пирожками возле церкви. И когда кто-нибудь подходил и спрашивал, освященные ли пирожки, кинокритик Г. старался угадать, с кем имеет дело. Потому что одни говорили: «Давайте мне тогда шесть ваших освященных пирожков! Бог помощь!» А другие говорили: «Давайте мне тогда шесть ваших неосвященных пирожков! А то тут какой-то мракобес освященными торгует, не хочу его поддерживать!» И единственным, кто покупал пирожки, ни о чем не спрашивая, был батюшка из этой самой церкви. Потому что был глубоко верующим человеком.
…Вот, скажем, литератор Ш. в молодости, как водится, чем только не зарабатывал себе на хлеб – и присмотром за зверями в одном уездном зоопарке тоже зарабатывал. Ну каким присмотром: чисткой клеток в основном. И с тех пор литератор Ш. говорит, что басенники не о тех зверях пишут; львы, там, шакалы – это все предсказуемо. А главный жизненный урок людям могут дать тюлени. Тюлени, по словам литератора Ш., очень, гады, злые. Агрессивные. И все время рвутся как следует отдубасить посетителей. То есть как рвутся – намереваются. Имеют интенцию посетителей поубивать. Встают торчком, ревут адским ревом и изо всех сил норовят шмякнуть посетителя по морде ластой. А потом второй ластой добавить. Очень коротенькой ластой. Совсем коротенькой. Не достающей до противника ни при каких обстоятельствах. То есть получается, что яростно торчащий тюлень с жутким ревом обшмякивает ластами самого себя. А посетители уездного зоопарка думают, что это тюлень им радуется. И аплодируют. То есть с точки зрения тюленя, шмякают, гады, ластами! В его адрес! Агрессоры такие. И поэтому жизнь тюленя – вечный бой с посетителями. Непрекращающаяся война с никогда не сдающимся, чудовищно превосходящим его численностью противником. От которого его, тюленя, спасают только решетка, ров и охранники. «Как у Путина с народом», – добавляет литератор Ш.; и его собеседники, хоть и видят в этой аналогии некоторую неточность, не готовы спорить с человеком, столько научившимся у тюленей.
…Вот, скажем, лингвист Л. часто говорит студентам, что решил посвятить себя изучению языков очень рано, в восемь лет. Конкретно – в тот момент, когда его папа споткнулся в темноте о пылесос.