– Идя по старому саду в Карбери, где мы когда-то гуляли вместе, я всегда спрашиваю себя, есть ли надежда увидеть вас его хозяйкой.
– Такой надежды нет.
– Я, разумеется, готов был это услышать. Что ж, до свидания, и да хранит вас Бог.
В натуре Роджера не было и капли поэзии. Все внешние стороны любви, которые так приятны многим мужчинам, а для многих женщин составляют единственное настоящее удовольствие в жизни, ничего для него не значили. Есть люди, и мужчины и женщины, которые находят сладость даже в неразделенной любви. Они так упиваются своей меланхолией, своим томлением, что страдают, как те герои и героини, о которых мы читаем в стихах. Роджеру Карбери все это было чуждо. Он считал, что нашел девушку, которая ему нужна, которая достойна его любви, и теперь желал ее всем существом. Он сказал простую правду, когда заявил Генриетте, что без нее жизнь станет ему безразлична. Можно было не опасаться, что он спрыгнет с Монумента или пустит себе пулю в висок – не было в Англии человека, менее к этому склонного. Однако печаль сковала его разум, и он не мог искать утешения в другом. Ему оставалось лишь упорствовать, пока он не заполучит ее – или окончательно не потеряет. И если случится второе – чего Роджер в последнее время боялся все больше, – он будет жить, но жить калекой.
В глубине души он почти не сомневался, что девушка любит того, другого, моложе его. Что она никогда не сознавалась в этой любви, Роджер был убежден твердо. И сам молодой человек, и Генриетта так ему говорили, а он легко верил словам. Тем не менее он знал, что Пол Монтегю ее любит и не намерен отступаться. С печалью глядя в череду будущих лет, он, мнилось, прозревал там Генриетту женой Пола. Если это случится, как ему быть? Полностью отречься от себя и думать только об их счастье, их благополучии? Стать им доброй феей-крестной и радоваться за них, хотя его собственная боль никогда не утихнет? Поступить так – или показать Полу Монтегю, какую глубокую обиду рождает такая неблагодарность? Был ли когда-нибудь отец добрее к сыну или брат к брату, чем он к Полу Монтегю? Его дом и его кошелек были равно открыты для Пола. Какое право Монтегю имел явиться в тот самый миг, когда он близился к своему счастью, и отнять у него все, что он любит в мире? Думая это, Роджер сознавал, что доводы не вполне верны – молодой человек полюбил девушку, когда еще не знал о его чувствах, а девушка, возможно, в любом случае была бы так же непреклонна к его мольбам. Все это Роджер понимал, поскольку мыслил ясно. Однако боль была так сильна, что простить и вознаградить предательство было бы слабостью и глупостью. Роджер не вполне верил в прощение обид. Прощая все причиненное тебе зло, ты поощряешь других поступать с тобой еще хуже. Если отдать верхнюю одежду тому, кто украл у тебя рубашку, как скоро ты останешься без штанов? Роджер Карбери думал об этом всю дорогу до Суффолка и решил, что никогда не простит Пола Монтегю, если тот станет мужем его кузины.
Глава IX. Великая железная дорога в Вера-Крус
– Вы были у него в доме, а значит, дело, считайте, в шляпе.
Слова эти с резким гнусавым акцентом произнес шикарно разодетый американец, обращаясь к сидящему напротив молодому англичанину. Они расположились в одном из самых роскошных номеров огромной железнодорожной гостиницы в Ливерпуле. На столе между ними лежали карты, расписания и отпечатанные проспекты. Американец курил очень большую сигару, беспрестанно катая ее во рту, англичанин – короткую трубку. Американец был мистер Гамильтон К. Фискер из фирмы «Фискер, Монтегю и Монтегю», англичанин – наш друг Пол, младший партнер фирмы.
– Но я с ним даже не разговаривал, – сказал Пол.
– В коммерческих делах это совершенно не важно. То, что вы у него были, позволяет вам меня представить. Вы не будете просить своего друга об одолжении. Мы не хотим занять у него денег.
– Мне казалось, именно этого вы и хотите.
– Если он войдет в дело, то станет одним из нас, и это не будет займом. Вы говорите, он очень умен. Стало быть, он сразу поймет, что на этом можно сделать миллиона два. Вдвое больше, если он возьмет на себя труд показаться в Сан-Франциско. Как только он войдет в дело, денежные люди потянутся за ним, потому что они знают – он в этой игре смыслит. Клянусь Богом! Если он с европейскими капиталами такое проворачивал, как же он развернется в Америке! Мы больше вас всех, у нас есть простор для деятельности, мы не колеблемся в нерешительности, как вы. Однако Мельмотт даже лучшим из нас утрет нос. В любом случае ему стоит попытать счастья в наших краях, а мы предлагаем самое выгодное и самое надежное дело. Мне бы только с ним поговорить, и он сразу все поймет.