Было и еще одно затруднение. Как раз на эту неделю он пригласил Пола Монтегю, и тот обещал приехать. С постоянством, бывшим, возможно, главной его чертой, Роджер цеплялся за их дружбу. Он не мог смириться с мыслью о вечной ссоре, хотя знал – она неизбежна, если Пол разрушит самую дорогую его надежду. Он пригласил Пола, намереваясь не упоминать в разговорах имя Генриетты Карбери, – и теперь ее хотят привезти в то самое время, когда здесь будет Пол! Роджер сразу решил, что попросит младшего товарища не приезжать.
Он без промедления написал два письма. Первое, адресованное леди Карбери, было коротким. Он будет рад видеть ее и Генриетту в названные дни, а также Феликса, если тот сочтет возможным приехать. Про совет директоров и то, как молодой человек сможет проявить себя в новой жизненной сфере, не было сказано ни слова. Письмо Полу Монтегю было длиннее. «Всегда лучше быть честным и открытым, – написал Роджер. – С того времени, как вы любезно согласились приехать, леди Карбери выразила желание погостить у меня в те же самые дни и привезти дочь. После всего, что между нами произошло, вряд ли надо объяснять, что я не могу принять вас обоих одновременно. Мне неприятно просить, чтобы вы отложили визит, но, думаю, вы не обидитесь». Пол ответил, что ничуть не в обиде и останется в городе.
Суффолк не слишком живописное графство, и окрестности Карбери не назовешь величественными или прекрасными, однако в самой усадьбе и ее земле было свое тихое очарование. Река Карбери – она зовется рекой, хотя нет места, где подвижный школьник не мог бы ее перепрыгнуть, – неспешно течет в сторону Уэйвни, и по пути часть ее вод заимствуется рвом, который опоясывает усадьбу Карбери. Ров этот доставлял изрядные неприятности владельцам, особенно Роджеру, поскольку в наше время люди стали больше думать о санитарии, а значит, ров надо было либо чистить (или, по крайней мере, следить, чтобы он оставался проточным), либо засыпать. Последний план всерьез обсуждался уже лет десять, но потом решили, что такое переустройство совершенно изменит общий вид усадьбы, уничтожит сады и оставит вокруг дома широкую полосу грязи, на облагораживание которой уйдут годы. А потом разумный фермер, арендатор-старожил, задал важный вопрос: «Засыпать его? Легче сказать, чем сделать, сквайр. Это где ж столько земли взять?» Соответственно, сквайр отказался от этой мысли и вместо того, чтобы уничтожить ров, сделал его еще краше. Большая дорога из Бенгея в Беклс проходила близко от дома – так близко, что торцевая стена отстояла от нее только на ширину рва. Короткая частная дорога, не длиннее ста ярдов, вела через мост к парадной двери. Мост был старый, высокий, с архитектурными причудами и перегораживался в середине железными воротами, которые, впрочем, почти никогда не запирались. Между мостом и парадным входом еле-еле могла развернуться карета, а с обоих боков дом почти вплотную подходил к воде, так что площадка перед входом являла собой неправильный четырехугольник, ограниченный с одной стороны рвом и мостом. За домом располагался большой сад, отделенный от дороги десятифутовой стеной. Сад этот, славный невероятно древними тисами, рос частью внутри рва, но по большей части за ним. Здесь через ров были перекинуты два моста – один пешеходный, другой для экипажей; еще один мост, с дальней от дороги стороны дома, вел от черного входа к скотному двору и конюшням.