Сам дом построили во времена Карла II, когда то, что мы называем тюдоровским стилем, сменилось более дешевой, менее затейливой, хотя, возможно, более практичной архитектурой. Однако в округе усадьба Карбери считалась тюдоровским зданием. Окна были длинные и по большей части низкие, с мощными средниками и маленькими стеклышками – хозяин до сих пор не потратился на большие стекла. Эркер – часть библиотеки – выходил на гравийную площадку слева от парадной двери, если глядеть снаружи. Окна всех остальных главных комнат смотрели на сад. Дом, сложенный из камня, который от времени стал желтовато-коричневым, почти желтым, был очень красив. И он, и все прилегающие строения сохранили черепичную крышу. Был он двухэтажный, за исключением более высокого конца, где располагались кухни и служебные помещения. Комнаты, впрочем, были низкие, по большей части длинные и узкие, с широкими каминами и толстыми панелями, так что в целом дом отличался скорее живописностью, нежели комфортом. Тем не менее владелец очень им гордился. О своей гордости он никому не говорил, более того, всячески ее скрывал, но все близкие друзья о ней знали. Дома соседских помещиков были куда приятнее для жизни, однако они не несли такого отпечатка исконной принадлежности этому месту. Бандлшем, где жили Примеро, самый роскошный в округе, выглядел так, будто его построили в последние двадцать лет. Его окружали новые кусты и новые лужайки, новые стены и новые хозяйственные флигеля, и от всего этого разило новыми деньгами, – по крайней мере, так считал Роджер Карбери, хотя вслух ничего не говорил. Кавершем воздвигли в начале царствования Георга III, когда думали об удобствах, а не о внешней красоте; решительно ничто его не рекомендовало, кроме внушительных размеров. Эрдли-Парк, поместье Хепуортов, мог и впрямь похвастаться парком. В Карбери парка не было, сразу за садом начинались выгулы. Однако сама усадьба Эрдли была безобразная и плохо построенная. Епископ жил в превосходном джентльменском доме, относительно новом и без всяких примечательных черт. Усадьба Карбери обладала самобытной неповторимостью и, на взгляд владельца, была прекрасна.
Владельца этого часто тревожила мысль, что станется с поместьем после его смерти. Ему лишь недавно исполнилось сорок, и, возможно, во всем графстве не было человека здоровее. Знавшие его с детства, особенно окрестные фермеры, по-прежнему считали Роджера молодым человеком и на сельских ярмарках говорили о нем как о молодом сквайре. В хорошем настроении он мог быть почти мальчишкой и до сих пор хранил старомодное мальчишеское почтение к старшим. В последнее время на сердце ему легла печаль, которая в наши дни, возможно, редко угнетает людей так же сильно, как в прошлом. Он сделал предложение кузине – которую полюбил всей душой, – и она ему отказала. Причем отказала не единожды, и в глубине души Роджер верил ее словам, что она не сможет его полюбить. Он вообще верил людям, особенно если это было что-то для него плохое, и не обладал самомнением, заставляющим других думать, что они могут завоевать девушку вопреки ее нынешним чувствам. Однако, если Генриетта за него не выйдет, он никогда не женится – так говорил себе Роджер. Значит, ему надо присматривать наследника и считать себя не более чем временным хранителем Карбери. Какое счастье – улучшать поместье с мыслью, что оно достанется твоему сыну! Об этой радости ему придется забыть.
Сейчас ближайшим наследником был сэр Феликс, хотя Карбери не было майоратом и ничто не мешало Роджеру завещать его кому угодно. В каком-то смысле естественный переход имения к сэру Феликсу мог бы считаться удачным. Так случилось, что титул достался младшей ветви, и при таком наследовании родовой титул объединился бы с родовой собственностью. Без сомнения, сэр Феликс считал подобное решение вопроса самым что ни на есть правильным. Леди Карбери тоже считала бы так, если бы не надеялась увидеть хозяйкой имения свою дочь. Нынешний владелец смотрел на дело совершенно иначе. Мало того что он плохо думал о самом баронете – настолько плохо, что не ждал от него ничего хорошего; он еще плохо думал о самом баронетстве. Сэр Патрик, по его мнению, не должен был принимать титул, не имея состояния. Баронет, на взгляд Роджера, должен быть богат, дабы стать украшением своего титула. Согласно доктрине, которую исповедовал Роджер, титул не делает человека джентльменом, но может унизить того, кто без титула был бы джентльменом. Джентльмен по рождению и воспитанию, признаваемый всеми таковым, не станет более джентльменом, даже получи он все титулы, какие может дать королева. В силу этих старомодных воззрений Роджер ненавидел титул младшей ветви семейства. Он, безусловно, не хотел оставлять свои земли для поддержания титула, которым сэр Феликс, к несчастью, обладал. Однако сэр Феликс был естественным наследником, а Роджер полагал, что обязан, как бы по некоему божественному закону, передать имение наследственным чередом. Хотя ничто его не ограничивало, он видел себя не более чем владельцем пожизненных прав. Его долг – проследить, чтобы имение переходило от одних Карбери к другим, пока существуют носители этой фамилии, и, главное, чтобы по его смерти оно перешло к следующему Карбери в целости и сохранности. У него не было причин умереть в ближайшие двадцать-тридцать лет, но, если это произойдет, сэр Феликс, без сомнения, расточит родовые акры и Карбери придет конец. Что ж, в таком случае он, Роджер Карбери, по крайней мере выполнит свой долг. Лучше, если имение расточит Карбери, чем если оно останется целым в чужих руках. Он будет держаться старого рода, пока в этом роду остается хоть один человек. С этими мыслями Роджер уже составил завещание, отписав все человеку, которого презирал больше всего на свете, в случае если сам умрет бездетным.