– Вы не отступитесь от своего решения? – спросил он.
– О да. Если я сказала, то уже не отступлюсь. Думаю, папенька это знает.
Феликс, глядя на Мари, вроде бы прочел в ее лице что-то, чего раньше не замечал. Может быть, она согласится с ним бежать, и тогда ее как единственного ребенка почти наверняка простят. Но что, если он убежит с Мари и женится на ней, а Мельмотт ее не простит и бросит голодать без единого шиллинга? Думая об этом, а также о хлопотах и тратах, которых потребует побег, Феликс решил, что не может себе такого позволить.
После обеда он почти не говорил с Мари, да и сама комната – тот же большой салон, в котором они собрались перед едой, – была плохо приспособлена для бесед. Снова все молчали, и минуты тянулись бесконечно, пока наконец все не начали разъезжаться по домам.
– Тебя усадили рядом с ней, – сказала леди Карбери сыну, когда они ехали в коляске.
– Думаю, так получилось само собой – девушек и молодых людей сажают через одного.
– Все это устраивают хозяева, и они не посадили бы тебя с ней, если бы не думали, что угодят этим мистеру Мельмотту. Ах, Феликс! Лишь бы у тебя получилось.
– Я делаю, что могу, маменька, и нечего все время об этом твердить.
– Хорошо, не буду. Но ты же понимаешь, как я волнуюсь. Ты замечательно вел себя с ней за обедом, я не могла на вас нарадоваться. Доброй ночи, Феликс, и да благословит тебя Бог! – сказала она, когда они расставались перед сном. – Если все получится, в Англии не будет матери счастливее меня!
Глава XXI. У них все бывают
С отъездом Мельмоттов в Кавершеме сделалось очень тоскливо. Обязанность развлекать их осталась позади, и, будь день отъезда в Лондон назначен, дамы бы по крайней мере немного приободрились. Однако четверг и пятница прошли, а о сборах по-прежнему речи не заходило, так что у леди Помоны и Софии Лонгстафф начали закрадываться страшные опасения. Джорджиана тоже изводилась нетерпением, но смело заявляла, что обман, который подозревают мать и сестра, попросту невозможен – их отец на такое не решится. Каждый день – три-четыре раза на дню – дамы намеками и напрямую спрашивали об отъезде, но все тщетно. Мистер Лонгстафф отказывался назначить дату, пока не получит некое письмо, и не желал выслушивать их предложения. «Думаю, уж во вторник мы сможем поехать», – сказала Джорджиана в пятницу. «Не знаю, отчего ты так думаешь», – ответил отец. Дочери теребили бедную леди Помону, чтобы та заставила его назначить день, однако леди Помона была не такая храбрая, как младшая дочь, и с меньшей силой рвалась в город. В воскресенье утром на втором этаже состоялся военный совет. Епископ Элмхемский должен был читать проповедь в кавершемской церкви, и дамы надели лучшие лондонские шляпки. Они только что нарядились для воскресной службы и собрались в комнате матери. Предполагалось, что ожидаемое письмо пришло. Мистер Лонгстафф точно получил некую депешу от поверенного, но пока не разгласил ее содержание. За завтраком он был молчаливее и – как уверяла София – раздражительнее обычного.
Разговор начался со шляпок.
– Можете носить их здесь, – заметила леди Помона. – Я уверена, в Лондон мы в этом году больше не поедем.
– Маменька, ты же не всерьез! – воскликнула София.
– Всерьез, дорогая. Это было видно по его лицу, когда он убирал бумаги в карман. Я хорошо знаю его выражения.
– Такого не может быть, – объявила София. – Он обещал и тем заставил нас принимать этих ужасных людей.
– Маменька! – закричала Джорджиана.
Это было предательство не только со стороны их естественного врага, нарушившего условия договора, но и черная измена в их собственном лагере!
– Дорогая, что мы можем поделать? – спросила леди Помона.
– Дадим ему понять, что так этого не спустим. – Джорджиана больше не намеревалась сдерживаться. – Если он будет так со мной обходиться, я сбегу с первым же, кто меня попросит, кто бы он ни был.
– Не говори так, Джорджиана, ты меня убьешь.
– Я сумею его пронять. Мы его не заботим – нисколько. Ему все равно, счастливы мы или несчастливы. Но его очень заботит фамильная репутация. Я скажу ему, что не буду рабыней. Я лучше выйду за лондонского торговца, чем останусь здесь.
Младшая мисс Лонгстафф захлебывалась от гнева.
– Ах, Джорджи, не говори таких ужасов, – взмолилась ее сестра.
– Тебе-то хорошо, Софи. Ты заполучила Джорджа Уитстейбла.
– Я его не заполучила.
– Заполучила, и все твои заботы позади. Долли делает, что ему вздумается, и тратит столько денег, сколько захочется. Тебе, маменька, разумеется, все равно, где проводить время.