Наверное, начать стоит с испанцев. Испанцы меньше всех остальных стремились общаться с ребятами из разных стран. Они сбились в табун из двадцати с лишним человек и решали всё совместными усилиями. Они не искали чужой компании, и со временем мы тоже перестали ими особенно интересоваться. До тех пор, пока несколько наших знакомых чехов и немцев не выехали в Милан на вечеринку в аквапарке: в автобусе было восемьдесят процентов испанцев, когда они ехали туда, а на обратном пути ‒ все сто, потому что наши ребята выехали из Милана в Парму первым ночным поездом, в мокрых купальниках, куртках и с дёргающимися глазами. Вечером на следующий день они пришли в бар, где собирались студенты по обмену и, закинувшись достаточным количеством коктейлей, принялись рассказывать. Вернее, кричать, перекрывая музыку и все остальные разговоры: «Эти сволочи устроили грёбаную оргию! Ты не понимаешь, они не просто целовались, они трахались в этом бассейне!» Такая же история случилась, когда студенты поехали в горы кататься на лыжах. После этого к испанцам мы старались не подходить, а то мало ли…
Но беспорядочный секс в подобных условиях почти что норма. Люди, знающие, что им предстоит провести бок о бок несколько месяцев, изначально опускают планку и не ищут никаких серьёзных отношений, стараясь уберечь себя от необходимости расставаться потом. И если такое чудо происходит, и кто-то влюбляется, то начинается настоящая трагикомедия. Почему-то главными участницами этих сюжетов стали русские девушки. На них спрос у иностранцев очень высок: в отличие от многих европейских женщин среднестатистическая русская следит за собой, редко выходит из дома без макияжа, имеет привычку наряжаться, а кроме всего прочего ещё и много чего умеет и знает.
Когда настало время впускать в свой круг общения иностранцев, всех русских повально оккупировали бразильцы, очень непохожие по своему темпераменту: вечные дети, у которых каждый день праздник ‒ который либо объявлен по телевизору либо устроен ими самостоятельно. Русские девушки понравились им сдержанностью и умением с помощью одного взгляда передавать информацию, для озвучивания которой понадобилось бы три предложения. Хотя люди с иногда диаметрально противоположным менталитетом не могли избежать недопонимания и в какой-то степени неприятия некоторых сторон друг друга.
Как-то вечером возле бара Ры встретила Винишеса ‒ бразильского паренька-инженера, к которому с первого дня приклеилась кличка Винишко ‒ в его руке был стакан вина, а на лице и в глазах ‒ вся скорбь бразильского народа. Было видно, что парень отчаянно пытался напиться, но что-то шло не по плану, и хороший обмен веществ не давал горячей крови насытиться алкоголем достаточно, чтоб поймать хотя бы один, даже самый маленький вертолёт.
‒ Винище, что с тобой? ‒ спросила Ры, на всякий случай проверяя прихваченную с собой аптечку, в которой хранилось всё от пластыря до успокоительного.
‒ Это какой-то кошмар, ‒ ответил бразилец. ‒ Помнишь девочку Лизу? Я с ней болтал во вторник, а сегодня она не пришла! Она болеет!
‒ Ну, и в чём проблема?
‒ А в том-то и дело, что ни в чём! Это её проблема, что она болеет и не может прийти, но почему у меня ощущение, как будто это моя проблема? Мне грустно, что её нет, и я хочу напиться.
Он болтал что-то ещё, но Рыксе заложило уши от умиления.
Несмотря на все бесчинства и непотребства, которые творятся на нашем проходном Мадридском дворе, самым большим страхом для студентов является именно влюблённость. От неё бегут, как от огня, тушат вином и чем покрепче, и стараются не подпускать к себе на пушечный выстрел. И всё же, если присмотреться, можно увидеть, как в тёмном уголке или под неработающим фонарём подворотни светится экран телефона ‒ двое сравнивают цены на билеты до другого края света.
Мама приехала. Рыкся
Я долго думала, на кого похожи отправленные на стажировку студенты, особенно такие, как мы с Ры: в общем-то домашние, сильные и независимые женщины до тех пор, пока не кончатся карманные деньги и силы скрывать своё банкротство. Больше всего мы напоминаем детей, которых забыли в детском саду или на продлёнке; и вот, мы сидим, считая секунды, вот-вот ожидая услышать прокуренный голос воспитательницы: «Девочки, за вами мамы пришли», а про себя думаем, что, может, за нами и не придут. Что, возможно, мы не очень-то и нужны…
Конечно, это не так, но каждый, кого забирали из детского сада хотя бы на пять минут позже, знает это чувство. Ко всему прочему мы почувствовали себя забытыми ещё и потому, что после очередного звонка в деканат с просьбой подкорректировать наш договор об образовательных услугах с университетом в Парме, наш менеджер выдала следующее: «Подождите, какой договор? И что вы делаете в Парме?» После этого краткого диалога, сопровождавшегося битьём головой о стены, в Россию мы звонили только родственникам. Но даже часы, проведённые у телефона, не заменят живого присутствия мамы, её понимающего взгляда и такого привычного: «Ну и сра-а-ач» при взгляде на те квадратные метры, которые оккупирует в жилье твоя бренная тушка.
Спустя почти месяц после нашего приезда в Италию к Ры приехала мама. За всё время совместного проживания я видела свою соседку такой счастливой только один раз ‒ когда я бросила в неё банкой нутеллы. Рыкся с мамой договорились встретиться в Вероне, а оттуда на один из дней съездить в Венецию, чтоб совместить долгожданную встречу с приятным культурным отдыхом. С самого начала всё пошло не по плану.
Это было заснеженное начало марта, когда итальянцы почти поверили в то, что настал ледяной апокалипсис, хотя снежка было всего лишь по щиколотку. Из-за непредвиденных погодных условий поезда останавливались, опаздывали и садились на снежную мель, как выбрасывавшиеся на берег киты. Рыксин поезд до Болоньи, где она должна была сделать пересадку, опоздал на сорок пять минут, она пропустила второй поезд и была вынуждена ждать следующий. В Верону она приехала уже вечером, уставшая и грустная из-за потерянного времени, и почти с порога, только расцеловавшись с мамой, услышала следующее:
‒ У нас какой-то неправильный номер.
‒ Что? ‒ сморгнула она, представляя себе, как со своим начальным уровнем итальянского будет пытаться договориться с рецепшеном. В этот момент ей поплохело.
‒ Да. Я бронировала отель «Пикколо», а меня поселили в отель «Мартини».
‒ Тебе не нравится название?
Мама притихла и заговорщически произнесла:
‒ Там номер…
‒ Какой?
‒ Как минимум люкс.
Женщины задумчиво переглянулись, разрываясь между природной честностью и русской народной халявой, и в результате Рыкся была отправлена на рецепшен. Предварительно почитав нужную лексику, моя маленькая женщина спустилась в лобби и на хорошо поставленном итальянском спросила:
‒ Простите, сэр, кажется, произошла ошибка, и нас поселили не в тот номер, ‒ отчеканив это, она приготовилась слушать бойкую итальянскую речь, из которой ‒ дай Бог ‒ поняла бы половину. Менеджер за стойкой посмотрел на неё с высоты собственного роста и на хорошо поставленном английском ответил:
‒ В связи с тем, мисс, что сейчас не туристический сезон, а вы взяли завтрак, который подаётся в отеле «Мартини», мы сделали апгрейд и поселили вас во второй отель, а не в «Пикколо».
Такая удача была очень кстати. Дамы довольно открыли бутылку вина, купленную в супермаркете неподалёку, и отметили долгожданную встречу.
***
На следующий день в планах была Венеция. Рыксина мама немного прогадала с погодой. Думая, что едет в Италию (с нормальной итальянской погодой) она обулась в тонкие тканевые кроссовки, которые прекрасно сочетались с пуховиком, но совсем не подходили к погоде. К сожалению или к счастью, не кроссовки стали флагом второго дня. Нет, тон всех ближайших двадцати часов задал высокочастотный голос типичного музейного работника, спросивший: «Девочки, вы тоже едете в Венецию?»