Ха!
Если бы поездка прошла хорошо, я бы о ней не написала. Так вот: всё прошло наперекосяк с самого начала и немного раньше, с момента сбора рюкзака. Мне предстоял ранний подъём, маршрут до Рима выглядел следующим образом: на электричке я за полчаса добиралась до городка под названием Модена недалеко от Пармы, а там пересаживалась на местный Сапсан, который с редкими остановками довозил меня за два с лишним часа до столицы Италии. Встать нужно было в три часа утра, чтоб успеть на поезд в четыре с копейками. Рыкся так же уехала из Пармы накануне и, как ответственный человек и матёрый путешественник, она решила лечь спать пораньше и по возможности выспаться. Когда мне предстоит ранний подъём, я предпочитаю просто не ложиться ‒ в этот раз к тому же меня позвала кутить наша международная шайка-лейка, состоявшая из чехов, словак, турок, португальцев, немцев, испанцев и бразильцев. Я согласилась, думая, что вернусь домой часов в десять и посплю хотя бы четыре часа; зная себя, я была уверена, что этого времени мне хватит, чтоб встать бодренькой. На встрече под названием «дружба народов» бразилец с лицом Кхала Дрого, изучающий пищевые технологии, утверждал, что смешивать несколько видов вина совсем безвредно, мы долго спорили, пока не решили проверить на практике. В результате на третий этаж под дверь квартиры меня вернули в двенадцать и пожелали удачного пути.
В полусне я собирала рюкзак, на свою беду по старой писательской привычке напихала в него блокнотов с мыслью «а вдруг придёт идея», одну-две кофты и десяток непонятно откуда взявшихся носков. В общем-то ничего лишнего, если бы только я не забыла взять наличные кроме тех пятнадцати евро, которые оставались в кошельке после посещения бара. Так же забытыми остались распечатки билетов в музеи, расчёска и заранее приготовленная еда. Аптечка тоже благополучно осталась лежать в ящике ‒ на вокзал Пармы в четыре утра я прибежала как игрок нулевого уровня, с пустым багажом и минимальным знанием внутренних правил ‒ и игра началась.
Первым препятствием оказались двери, стеклянные двери пармской железнодорожной станции, на которых висела наклейка: «Станция открывается в 4.30», а на светящемся табло, лившем жёлто-оранжевый свет через мутное стекло можно было прочитать: «Поезд до Болоньи отправляется в 4.11». Под дверями, дёргая за все ручки подряд, тусовалась компания из четырёх весёлых чёрных ребят с характерным запашком травки, а на периферии от них со стеклянными глазами ходили два белых парня. Прислушавшись, я поняла, что они немцы. Немецкий язык я учила с пятого класса, и только теперь начала активно применять, подружившись со всеми немцами в Эразмусе. Выбирая между обкуренными чёрными, говорившими на итальянском, и синими немцами, я решила, что из двух зол мне ближе то, с которым я могу хотя бы договориться, потому что при всём уважении к толерантному европейскому обществу ‒ в четыре часа утра одной девушке под дверями ж/д станции делать нечего. Я нагнала медленно бродивших на заплетающихся ногах немцев и на немецком спросила, ищут ли они вход на станцию. В четыре часа утра парни вряд ли ожидали услышать родную речь в провинциальном итальянском городе; они принялись ошалело оглядываться по сторонам, то и дело возводя глаза к небу. Заметили меня только когда я перешла на английский. Вслед за чёрными парнями мы подёргали все запертые двери и принялись обдумывать план осады станции, раз уж нам всем нужно было попасть на тот поезд, что отходил в четыре-одиннадцать. Лопоухий более-менее трезвый немец с залысиной внимательно слушал мои планы о том, чтобы просигнализировать работникам станции или поискать другой вход, возможно, попытаться войти в служебный. Его товарищ спал стоя. И тут-то запахло жареным.
Вернее, горелой травой. Улыбчивый чёрный парняга с росчерком белоснежного оскала подошёл к нам, пританцовывая на морозце ‒ уже два дня шёл снег с дождём, что воспринималось местными как стихийное бедствие ‒ и спросил, не будет ли сигаретки.
‒ Извини, нет, ‒ пожал плечами немец, Мартин.
‒ Жаль, ладно, ‒ фыркнул парень и указал пальцем на меня. ‒ Твоя жена?
‒ Нет, ‒ удивлённо ответил Мартин.
‒ Да, ‒ уверенно сказала я. Последовал долгий и многозначительный обмен взглядами, после которого Мартин, помявшись, сказал:
‒ А, то есть, да… Она с нами.
Парень покачал головой и ушёл к своим. Мартин повернулся ко мне и, устало потерев лоб, спросил:
‒ Как, говоришь, тебя зовут?
За пять минут до отправления поезда приехали работники станции. Они вытряхнули из служебной машины свои облачённые в жёлтые неоновые жилеты телеса и, ругая погоду, принялись отпирать двери станции, глядя на нашу развесёлую компанию как на главных врагов народа, которые не давали честным людям спокойно не работать в субботу утром. Из-за погодных условий: снега с дождём и температуры близкой к нулю (что в середине февраля не кажется русским чем-то необычным) итальянцы были в панике, близкой к истерии, готовились заворачиваться в простыни и медленно ползти в сторону кладбища.
На поезд мы всё-таки успели. Немцы долго говорили со мной про олимпиаду, пока не уснули. На станции «Модена» я их оставила, ребята уехали кутить дальше в Болонье.
Вторым уровнем игры было перемещение. В Модене мне предстояло прождать два часа до следующего поезда. Я купила кофе в Макдональдсе и вот уже было настроилась почитать что-нибудь, как вдруг сказался алкогольный спор и три часа сна ‒ упало давление. Мозг перешёл в сонный режим, вестибулярный аппарат выключился, желудок врубил заднюю передачу. Я старательно притворялась живчиком, в то время, как настройки RGB кожи постепенно приближали меня к виду царевны-лягушки. Когда начался озноб, и я зубами выстукивала увертюру к опере «Кармен», меня заметили работники станции и на итальянском пытались понять, что со мной. Они предлагали вызвать скорую, кто-то даже потянулся за телефоном, как вдруг объявили, что поезд на Рим прибывает через пять минут.
Вы когда-нибудь видели следующую картину: зомби-человек, спотыкаясь и ударяясь о все стены, бежит по коридору, а его преследуют работники станции до самых дверей вагона, которые закрываются перед их носами? Люди, которых в шесть утра занесло на вокзал Модены, увидели. Зомби была я ‒ в поезде после пробежки мне полегчало. За два часа пути я успела немного доспать.
С вокзала я попала прямо в метро, купила билет и так обрадовалась, что смогла разобраться с продающей проездные шайтан-машиной, что забыла посмотреть, куда мне нужно ехать. Благо, был мобильный интернет на симке, купленной у местного варианта Tele-2, но и тут случилась подстава. После каждой перезагрузки телефона сим-карта запрашивает пароль ‒ я об этом счастливо забыла и перезагрузила телефон, вспомнив, что пароль остался на бумажке в пармской квартире, когда на экране высветилась клавиатура с просьбой набрать нужные цифры. Вот в этот момент я почувствовала, что всё выходит из-под контроля: телефон перешёл в режим камеры, что было неплохо, но очень не вовремя, я вот-вот должна была встретиться со своим знакомым ‒ Симоне ‒ а на почте у меня оставались брони отеля и билетов в Ватикан. И от всего этого меня отделяли злополучные четыре цифры. Симоне застал меня матерящейся и рвущей волосы на голове в попытках вспомнить нужную последовательность. Попытался обойти меня в надежде, что я окажусь просто городской сумасшедшей, но я узнала товарища. Окликнула по имени, когда он уже пытался смыться в ближайший переулок, набирая сообщение в телеграме; лицо Симоне окаменело, из разлома улыбки сочилась едкая досада, он повернулся, как на шарнирах, и распахнул руки в объятиях: