Быть может, Селину принимали за какую-нибудь общественную деятельницу или одну из тех, чье амплуа – наставлять заблудших на путь истинный. Она покупала и прочитывала газету негров, где рекламировали свои чудодейственные травы и корешки разные лекари. Она даже приобрела за двадцать пять центов коробку этих трав, очарованная их названиями – «корень Адама и Евы», «кровь дракона», «хозяин лесов», «райское семя».
– Послушай, мама, – пытался протестовать Дирк, – нельзя тебе бродить одной. Это небезопасно, здесь не Верхняя Прерия. Знаешь ли, если тебе так уж хочется бродить по всем улицам, то я прикажу Саки сопровождать тебя.
– Это было бы очень мило, – сказала она миролюбиво. Но ни разу не позволила Саки идти за ней.
Иногда она отправлялась на Южную Уотер-стрит, теперь сильно изменившуюся и разросшуюся. Селине нравилось бывать в людных местах, где по обе стороны улицы лотки, и ящики, и корзины с фруктами, овощами, птицей. Среди продавцов преобладали смуглые лица чужеземцев. На месте прежних краснолицых фермеров она видела теперь гибких мускулистых парней в старых военных гимнастерках. Они подвозили товар, выгружали ящики, ловко увертываясь от больших грузовых автомобилей, снующих взад и вперед. Глядя на эти суровые лица и ловкие экономные движения, она размышляла о том, что некоторые из этих людей были живее, естественнее, работали с большей пользой и честнее, чем ее блестящий сын Дирк де Ионг.
Многие из фермеров постарше знали ее, пожимали руку, болтали дружелюбно минутку-другую. Вилльям Телькотт, немного только высохший за эти годы, с новыми морщинами, с совсем поседевшей головой, по-прежнему стоял в дверях своего склада в аккуратном костюме с вечной сигарой в зубах.
– Здорово, миссис де Ионг! Дела, я слышал, идут отлично. Помните, как вы приехали сюда впервые с первой вашей партией товара?
О да, она помнила.
– Этот ваш мальчик пошел в гору, я вижу! Делает большие дела, а что ж, большое утешение иметь такого сына. Да, сударыня. Вот посмотрите на мою дочку Карлину…
Жизнь в Верхней Прерии имела свою прелесть.
Часто на ферме Селины можно было застать странных посетителей, например, мальчиков и девочек, бледность которых, эта сероватая белизна городских жителей, превращалась в здоровый загар; женщин с утомленными лицами, пивших молоко Селины и поедавших ее овощи и нежных цыплят с таким видом, словно все это каждую минуту могли отобрать у них. Всех их Селина подбирала в разных темных углах Чикаго во время своих кутежей, и они жили на ферме по неделе, а то и дней по десять. Дирк протестовал и против этого тоже, но мать с этим не считалась.
Селина была членом попечительского совета Верхне-Прерийской школы. Она часто ездила по округе и в город в дрянном «форде», которым научилась довольно ловко управлять. Селина состояла еще в комитете по улучшению дорог, и мнение ее весьма ценилось в союзе фермеров-огородников. Жизнь ее была полна, приятна, работа плодотворна.
Глава восемнадцатая
Пауле пришла в голову идея заинтересовать женщин покупкой ценных бумаг. Она разработала хороший план и говорила о нем так умело, что Дирку казалось, будто это была его собственная идея. Дирк состоял теперь заведующим отделом ценных бумаг Кредитного общества Великих Озер. Учреждение это помещалось в великолепном новом белом здании на Мичиганском бульваре. Белые его башенки нежно розовели в тумане, подымавшемся с озера (Дирк уверял, что это ужасное сооружение, имеющее неправильные пропорции). В этом здании у Дирка были собственные апартаменты, больше похожие на огромную, пышную библиотеку без книг, чем на деловую контору. Дорогая орехового дерева мебель, большие мягкие кресла, мягкий, затененный свет ламп. Особое внимание уделялось клиенткам. Имелась отдельная приемная для дам, чрезвычайно уютно обставленная, с низенькими удобными креслами, качалками, с лампами, большими досками для писания, вся отделанная розовым и серебристым. Паула сама выбирала эту отделку.
В собственные апартаменты Дирка доступ был так же труден, как ко двору какого-нибудь монарха. Визитные карточки, телефоны, рассыльные, швейцары, секретари стояли на пути посетителей к Дирку де Ионгу, главе отдела денежных бумаг. Вступая в приемную, вы должны были сообщить свое имя агенту полиции, который, подобно статуе, в ливрее привратника стоял посреди круглой мраморной комнаты, холодно и испытующе разглядывая каждого приходящего. Этот страж делал несколько шагов впереди вас только затем, чтобы передать вас юноше-конторщику, который записывал ваше имя. Вы ждали, юноша возвращался. Вы продолжали ждать. Появлялась молодая особа с вопросительно поднятыми бровями. Она беседовала с вами. Затем скрывалась. Вы снова ждали. Молодая особа появлялась снова, и вы допускались в обширный и роскошный кабинет мистера де Ионга.
Дирк принимал вас со спокойной, внимательной приветливостью, выслушивая с приличествующим случаю интересом. У него были все те же обаятельные манеры.
Интерес дам к денежным операциям отдела, возглавляемого Дирком, возрастал с каждым днем, и клиентки осаждали приемную очаровательного директора, такого неразговорчивого, но всегда готового выслушать, с такой удивительно эффектной внешностью. Целые процессии дам в модных после войны черных туалетах тянулись к его дверям. Его деловая интуиция (часто это были идеи Паулы, незаметно для себя самого им заимствованные) была чрезвычайно полезна для Кредитного общества. Для рекламы печатались премилые обращения к женщинам. Целые брошюрки о помещении денег и денежных операциях.
«Вы имеете дело не с какой-либо бездушной организацией, – писалось в этих брошюрках. – Не разрешите ли помочь Вам? Вы нуждаетесь в чем-то большем, чем дружественное отношение. Прежде чем поступать так или иначе, Вам бы надо посоветоваться со специалистами по вопросу о помещении капитала. У Вас, может быть, есть и родные и приятели, которые охотно дали бы Вам совет, как поместить свои деньги. Но, быть может, Вы правильно полагаете, что чем меньше они будут в курсе.
Ваших денежных дел, тем лучше. Обязанность нашего общества – оказывать кредит и обеспечивать будущее вдов и сирот».
Было поразительно, до чего быстро все это проникало в массы.
– Женщины все более и более осваиваются с денежными операциями, – замечала Паула. – Скоро они сравняются в этом отношении с мужчинами. Средняя женщина ничего не знает о ценных бумагах, об их купле-продаже. Они считают эти операции чем-то рискованным и таинственным. Их следует просветить. Вы, кажется, говорили что-то о курсах для женщин по финансовым вопросам, Дирк? Из этого можно бы сделать полуобщественное дело. Разослать приглашения и настоящих банкиров, людей, чьи имена известны, просить взять на себя эти беседы с женщинами.
– Но будут ли женщины посещать курсы?
– Ну разумеется, будут: женщины принимают всякое приглашение, если оно напечатано на плотной красивой бумаге.
Кредитное общество Великих Озер имело теперь отделение в Кливленде, в Нью-Йорке; проект заинтересовать женщин в покупке ценных бумаг и инструктировать их в финансовых вопросах разрабатывался чуть ли не в государственном масштабе. Предполагалось даже создать газеты и журналы для этой цели.
Беседы для женщин по финансовому праву проводились каждые две недели в Блэкстоне и имели большой успех. Паула была права. Она унаследовала, по-видимому, некоторую долю деловитости, практической сметки и энергии старого Ога Гемпеля. Женщин стало приходить все больше и больше: были здесь вдовы, желающие поместить свой капитал; и служащие, сберегшие с большим трудом и иногда тайком от семьи частицу своего жалованья; состоятельные особы, которые хотели сами распоряжаться своими деньгами и боялись вмешательства в это мужей. Одни приходили просто из любопытства, иные – оттого, что у них не было другого, более интересного дела. Приходили и затем, чтоб взглянуть на известных банковских деятелей и юристов, которые приглашались для этих бесед. Дирк выступал всего три-четыре раза за зиму и явно был любимцем этой женской аудитории. Дамы, в щегольских шляпках и туалетах, сшитых по последней модной картинке, щебетали и шептались о нем, таком красивом, гладко выбритом, изысканно одетом, с неизменным белым цветком в петлице. Говорил он гладко, ясно, на вопросы по окончании лекции отвечал обдуманно, не торопясь и с большой готовностью.