— Могу ли я считать себя настоящим поэтом? — нервно спросил я.
— Да, конечно.
— А композитором?
— Без всякого сомнения.
— Иногда мне кажется, что я — великий изобретатель.
— Разве это не так?
— А что ты скажешь о моих успехах в гельминтологии?
— Они бесспорны.
Я залпом выпил кофе. Спектакль кончился. На экране телевизора воникла заставка: «Футбол». Затем ее сменил овал стадиона.
— Внимание, внимание! — взволнованно произнес комментатор.— Сегодня мы транслируем первый междугородный матч в этом сезоне.
В центре поля команды обменивались приветствиями. Стадион гудел. На ослепительно белой, свежепро- ложенной линии лежал мяч. Даже отсюда было видно, какой он тугой и упругий. Таинственным образом он все сильнее приковывал меня к себе. Я медленно достал записную книжку и раскрыл ее. «Пн. м.— 5 ч.». Боже мой! Я торопливо поднялся.
— Куда ты? — испугалась она.
— Пн.м.! — Я показал на экран.— Обещал пнуть этот мяч. Мне предоставлено право первого удара.
— Пусть пнет кто-нибудь другой, позвони,— робко предложила она. Но я уже выбегал из квартиры.
Впрочем, на улице я заложил руки за спину и направился к стадиону неспешным прогулочным шагом. Задержу матч на часик-другой, и после этого болельщики бросят мне в лицо всю правду. Уж от них-то я услышу, кто я такой!
Я пришел на стадион через час с четвертью. Билетеры приветливо заулыбались.
— Какой счет? — спросил я.
Они засмеялись.
Служебным ходом я вышел на поле. Футболисты кучками жались у бровки. Судьи дремали на скамейке. Тридцать тысяч болельщиков сидели и ждали как миленькие. При моем появлении они разразились бурей аплодисментов. Я пнул мяч и, не посмотрев, куда он улетел, тут же ушел.
Возле своего подъезда я снова встретил управдома. Затащил к себе. Откупорил вторую бутылку коньяка. Когда мы ее допили, я обнял его за плечи и стал втолковывать, что потерял память.
Он долго не мог понять.
— Не знаю, кто я такой и как зовут,— говорил я, тыча себя кулаком в грудь.
Наконец до него дошло.
— В документах посмотрите,— предложил он.— Или потеряли?
—- В документах любой дурак посмотрит,— горько сказал я.— Мне надо, чтоб люди сказали. Народ. Ты.
— Сейчас скажу,— пообещал он,— Только за порожек выйду, можно? Там ведь у вас на дверях табличка привинчена. Медная. Федор привинчивал, наш слесарь. Вы еще ему за это шотландское виски дали, а он ее на «Экстру» сменял. Там, на этой табличке, все написано: имя ваше, отчество, фамилия. Сейчас схожу.
— Погоди,— сказал я.— Иди в кухню, там в нижнем ящике стола — отвертка.
Он сходил за отверткой. Мы вышли на лестничную площадку.
— Откручивай,— приказал я, не оборачиваясь.
Завизжали шурупы.
— Готово? Давай сюда.
Она была тяжелая, прохладная. Буквы были прорезаны глубоко. Прикрыв глаза, я на ощупь изучал табличку, но ничего угадать не смог.
Крышка мусоропровода была откинута. Я швырнул табличку. Она полетела в подвал, звякая по этажам. Я обернулся. На двери темнела прямоугольная вмятина.
— Так и не прочитали,— огорчился управдом, заглядывая в зев мусоропровода,— Может, сбегать, поискать?
— Не надо,— сказал я.— Я вспомнил.
Время от времени мы узнаем об удивительных случаях обнаружения людей, полностью оторванных от цивилизации. То на каких-нибудь островах Индийского океана найдут племя, ведущее первобытный образ жизни, а то и у нас вдруг набредут на потомков староверов или сектантов, еще в прошлом веке ушедших в глухую тайгу. Пораженные свидетели сообщают, что эти люди вручную мелют зерна, сами прядут грубую ткань, шьют костяными иглами, что они не слыхивали об автомобиле или самолете, не говоря уж о радио и телевидении; и вообще понятия не имеют о свержении царя и последовавших вслед за тем исторических событиях.
Но все эти сенсационные встречи тускнеют перед недавно открывшимся фактом: не в тайге и не в горах, а в центре большого города, в огромном многоэтажном доме, обнаружена фантастическая семья Первозамовых, полностью отринутая от современной жизни!
В это трудно поверить, но Первозамовым в течение многих лет было неведомо о законе распределения благ при социализме по труду, книгой за семью печатями оставался для них Уголовный кодекс республики.
Не укладывается в голове, но до недавнего времени Первозамовы никогда не ездили в трамваях и автобусах, не посещали районную поликлинику, не видели в глаза никаких радиоприемников, телевизоров и видеомагнитофонов, кроме японских, и даже не подозревали о наличии в стране мощной промышленности, выпускающей отечественную одежду и обувь! Ни разу в жизни не пробовали Первозамовы колбасу за два двадцать; более того, им попросту неизвестны адреса ближайших к ним продовольственных магазинов. В то же время в квартире не обнаружено ни самодельной мельницы для перетирания зерен, ни каких-либо иных устройств для выработки съестного. На вопрос: «Как же вы питались все эти годы?!» — супруга Первозамова беспомощно пролепетала: «Нам все приносили домой...»
Сейчас семью Первозамовых постепенно вводят в контакт с современной цивилизацией: объясняют им принцип оплаты проезда в общественном транспорте, учат занимать очередь к стоматологу, тактично подсказывают, чем их цивилизованные современники заменяют в ежедневном рационе балык и сухую колбасу.
Легче всего к новым условиям конечно же приспосабливаются дети. Так, внучка Первозамова Дашенька, впервые сходив в обычную школу, сказала, что ей там очень понравилось, потому что в спецшколе она ничего не понимала, и в частности, за что ей ставят пятерки, а здесь ей поставили двойку, и она легко поняла за что.
Сам Первозамов, с целью ознакомления его с разными сторонами современной ему жизни, проводит время в увлекательных и полезных экскурсиях. Сначала его познакомили с тем, как в наши дни ведется следствие, затем он длительное время изучал интерьеры здания областного суда, а сейчас вывезен в северные края; эта последняя экскурсия, как нам сказали, рассчитана на десять лет. Что ж, вполне достаточный срок для того, чтобы этот одичавший человек полностью восстановил реальный взгляд на положение вещей.
Уважаемая редакция! К вам обращается группа работников фабрики технических изделий. Уже год, как у нас появился новый директор, и работать стало невозможно. Прежнего директора уважал коллектив и ценили вышестоящие органы. А этот решил заработать дешевый авторитет в массах и втереть очки тем, кто наверху. Его излюбленный метод: делать одно под видом другого. Начал он с того, что под видом ремонта дачи бывшего директора переделал ее в детский сад. Затем под видом строительства охотничьего домика для приезжающих проверяющих построил фабричный профилакторий. Под видом закрытой сауны построил открытый бассейн. Под видом загородной базы нашей футбольной команды отгрохал оздоровительный комплекс, а самих футболистов уволил всех до единого под видом заботы о массовом спорте. Якобы для приема делегаций по обмену опытом неоднократно выписывал деликатесные продукты и всякий раз под видом заботы о детях спихивал их в фабричный детсад.
В то же время он не упускает случая поживиться на свой счет. Так под видом своего персонального шофера принял на работу кандидата экономических наук. Этот «шофер» ни минуты не сидит за рулем директорской машины, а с утра до ночи занимается какими-то расчетами. Наверняка глубоко личными. Директор же, чтобы окончательно замаскировать эту махинацию, водит машину сам.
И наконец, последнее, что переполнило чашу нашего терпения. Недавно нам стало известно, что он выбивает железобетонные плиты — якобы для оформления парадного подъезда к фабричной конторе и киноустановку — для несуществующего охотничьего домика. На самом же деле он собирается под видом киноустановки закупить просвечивающую аппаратуру для проходной, а под видом оформления парадного подъезда — опоясать территорию фабрики сплошным двойным ограждением.