Все, кроме Сережи, смеются.
— Ладно! Давайте говорить серьезно,— наконец предлагает Воровацкий.— Хороших профессий, Сережа, много. На любой характер. Есть романтические, есть спокойные. Есть умеренно опасные, есть жутко рисковые. В каждой свое очарование, свои доходы. Как там, помнишь: «Все работы хороши, выбирай на вкус». Ты молодой, сильный, перед тобой тысяча дорог. Квартирки брать, машинки угонять, железнодорожные платформочки чистить, куколку всучивать — знаешь, такие бумаженции стриженые, под вид денежек. Интереснейшее занятие! Но крепких нервов требует. Или там купля-продажа, дефицит, иконы, книги, монеты. Тут в первую очередь ум, нахальство, обаяние. Но в любом случае, Сереженька, сначала надо долго учиться, а чтобы хорошо учиться, будущую профессию надо любить. Как ты, скажем, насчет автомобильчиков?
— Нет,— мотает головой Растаскаев-старший.— Он техникой не интересуется.
— Тогда, может, искусством займется? Театральными билетиками? Вечная профессия.
— Не его это дело,— говорит мама.— В перепродаже аккуратность нужна, система, знание бухгалтерии. А он, сами видите,— весь порыв, весь романтика, по математике двойки.
— Ну, если романтика — тогда, может, иконки? Старина, религия, путешествия, музеи, монастыри...
— Нет уж, давай без религии,— говорит папа.— Еще втянется, попом станет. Это у них теперь бывает.
— Был бы я сейчас молодым,— вздыхает Воровацкий,— с большим удовольствием подключился бы к железной дороге. Какие теперь контейнеры в тупиках отстаиваются! Мы в наши годы об этом и мечтать не могли.
— Нет-нет,— возражает мама.— Нельзя на открытом воздухе. Я же вам объясняю, у него приверженность к катарам дыхательных путей.
— Что ж, тогда, может, по квартиркам пойдет?
Сережа, так ничего и не сказав, утыкается лбом в стекло.
— Терпеть не может чужие квартиры,— поясняет папа.— Удивительно привязан к дому.
Возникает молчание.
Сережа напряженно смотрит в окно. Внезапно он спрыгивает с подоконника и бежит в прихожую.
— Это что еще такое? — строго спрашивает отец.— Люди ради тебя собрались, а ты куда?!
— Ну, сейчас, сейчас вернусь,— бормочет Сережа и хлопает дверью.
— Парень с характером,— одобрительно замечает Воровацкий.— Я и сам такой. Куда меня только не звали! И вы в свое дело сколько раз едва не на аркане тащили. И зарабатываю не так уж много, не миллионер. А прикипело сердце к пересортице, и ни к чему другому душа не лежит.
— Был Сережка малышом — игрушки из садика таскал,— вспоминает папа.— Всего и хлопот было — дезинфицировать после общего употребления. Маленькие дети — маленькие заботы, большие дети — большие хлопоты...
Долго, с подъемом гремит дверной звонок. Мама идет открывать. Вбегает Сережа. Глаза горят, в руках шапка. Ходуном ходит сильная молодая грудь.
— Так и знала! Опять приволок!
— Много вы понимаете, мама,— возбужденно, одолевая сбитое дыхание, произносит Сережа.— Это же настоящий пыжик.
Он нежно дует, по меху перебегают рыжие искорки.
— Глядите, какие у него глаза счастливые,— говорит Воровацкий.— А что — может, действительно призвание?
Уважаемая редакция!
К вам обращается унифицированный цветной телевизионный приемник «Горизонт», модель 736. В этом письме мне хочется поднять вопрос о качестве передач. Несколько слов о себе: вырос на конвейере, детство провел на колесах, юность — на складах и, пройдя торговую сеть, был подарен неким Степановым по случаю их свадьбы. В бытовом отношении устроен нормально. Есть свой угол. Питание приличное, через автотрансформатор. Живу прямо на рабочем месте. Это удобно: здесь работаю, здесь и отдыхаю. Здесь показываю, здесь и смотрю. Что я им показываю — об этом в другой раз, а вот что они мне... Хочу быть правильно понятым: в техническом отношении у Степановых все в порядке. Изображение широкоформатное, цветное и даже объемное. Четкость — поразительная. Звук — стереофонический. Но идейно-художественный уровень всего, что они мне показывают, недопустимо низок! О том и пишу.
Первое: все передачи ведутся из одной студии. Оформление банальное: «стенка», тахта, стол, стулья, детская кроватка. Собачья подстилка. Жена, правда, неоднократно ставит вопрос о перемене декораций, но муж неизменно отвечает, что ему якобы на это никто не выделяет средств.
Что же они показывают мне в этом осточертевшем интерьере? Ну, справедливости ради, есть неплохие передачи. Рубрики, кстати, такие же, как у меня. Например, «Очевидное и невероятное». Только у них вместо профессора Капицы — жена. Бывают довольно остроумные сюжеты. Муж возвращается поздно ночью, в квартире горит свет. «Добрый вечер!» — «По-моему, уже ночь — это же очевидно».— «Как — ночь?! Невероятно!» — «Ты просто пьян — это же очевидно».— «Как ты догадалась?! Невероятно!» Удаются некоторые выпуски под рубрикой «Вокруг смеха». Только у них вместо Иванова — Степанов. «Что ты на себя надела? Это же пародия!» Смешно. Хорошо ведется передача «В мире животных». Это рассказы о собаке. Как она ест и пьет. Как ее подстригают. За одни лапы ее держит Степанов, за другие — сынишка. Мама стрижет. Собака вырывается и, недостриженная, забивается под тахту, откуда ее вытаскивают весь вечер.
Очень нравится мне пантомима, которую иногда показывают в конце передач. Называется «Спящий человек». Исполняет Степанов. Оказывается, смотреть на спящего очень интересно, когда это исполняют талантливо. А мой Степанов вообще незаурядный актер. Да и жена не без способностей. Но никакие таланты не спасут, если слаб сценарий и практически нет режиссуры. Я имею в виду идущий день за днем и год за годом многосерийный фильм «Семейные дела». Казалось бы, в искусстве есть простые и четкие законы художественного воссоздания действительности. В творчестве Степановых они грубо нарушены. Бесконечные повторы, из серии в серию кочуют одни и те же эпизоды: отправка ребенка в детский сад, уход на работу, возвращение с нее, ужин, смотрение на меня. То непомерно растянутые диалоги, то тягостные паузы. Каждый год повторяют серию «Шуба», сюжет знаю наизусть: жена будет кричать, что она раздета, и когда у нее появится настоящая неужели в старости, а муж будет кричать, что у него, кроме зарплаты, ничего нет, и значит, шубы нет и быть не может... Понимаю, все это довольно правдиво, но это какая-то мелкая, бескрылая правда. Что значит — ничего нет, кроме зарплаты? Это психология маленького человека. В фильмах Степановых нет сильного героя, который ставил бы перед собой большие цели, как это бывает в картинах, которые показываю им я. В то же время их фильмы не отредактированы: сплошь и рядом звучат грубые словечки, которых никогда не услышишь в моих художественных лентах.
Не лучше обстоит дело и с развлекательными программами. Дважды в месяц идет многосерийный детектив «Заначка». Построен на одном-единственном и весьма примитивном приеме: если в первой серии Степанов долго и нудно искал, куда бы спрятать, значит, в следующей будет еще дольше и еще нуднее искать, куда спрятал. Одна из его заначек, кстати, третий год хранится у меня под блоком питания. Червонец лежит возле трансформаторной обмотки, сильно греется, того гляди, и вспыхнет. Еще во мне валяются различные предметы, засунутые ребенком. Но больше всего досаждают тараканы. Один пробрался в блок развертки, влез между контактами, замкнулся, обуглился и превратился в дополнительное сопротивление. Теперь любой художественный образ, прежде чем попасть на мой экран, должен пройти через сушеного таракана. Но это кстати.
Особенно уязвимы для критики их праздничные передачи. Первомай или Новый год — одни и те же участники, одни и те же тосты и шутки. Ребенок третий год подряд читает один и тот же стишок. Под конец — «Миллион алых роз» в хоровом исполнении и танцы. И кто только выпускает под праздник такие слабые номера?
Полагаю, сказанного достаточно, чтобы со всей определенностью потребовать от Степановых резкого повышения идейно-художественного уровня их передач. Они, я считаю, должны решительно изменить само направление своего творчества, смелее вводить новые темы, которые, властно стуча, предъявляет жизнь. Почему бы Степанову не выступить на собрании? И сказать вслух все то, о чем так долго молчали другие? Я жду от Степановых дискуссий, конкурсов, инсценировок классики, но при этом как можно меньше очевидного и хоть что- нибудь невероятное. Жду давно. Иногда я задумываюсь: интересно, что показывают другим телевизорам в других квартирах? Если то же самое — тем больше оснований опубликовать это мое письмо.