— Спокойно, товарищи! — сказал я и посмотрел вниз. Справа и слева простирались бесконечные кварталы большого города, а прямо под нами неторопливо несла свои воды могучая река.
— Внимание! — объявил я,— Принимаю решение садиться на поверхность реки.
Услышав мой уверенный голос, пассажиры потеряли сознание, и теперь уже в полной, без всяких оговорок, тишине наш серебристый лайнер врезался в спокойную поверхность реки. Вопреки моим опасениям он не утонул. Он нырнул до самого дна и вынырнул обратно. От удара пассажиры вернулись в сознание и начали аплодировать и смеяться. Кроме того, внезапно заработали оба двигателя, и наш самолет стремительно помчался по речной глади, оставляя сизый пенный след. Я быстро разобрался в новой обстановке, чисто интуитивно нащупал фарватер и повел самолет к ближайшей пристани.
Вскоре на берегу засверкали белоснежные строения речного вокзала. Я заложил глубокий вираж и четко пришвартовался к причальной стенке. При нашем появлении на пристань высыпали люди с узлами и чемоданами. Потом появился человек в кителе. По его распоряжению нам подали трап. Пассажиры тепло поблагодарили меня и всю команду и дружно покинули самолет. Вслед за ними по трапу спустились мы. Человек в кителе загородил нам дорогу.
— А вы куда, товарищи? — с удивлением спросил он.— У вас через десять минут рейс на Астрахань. Вот и пассажиры готовы.
У трапа уже толкалась шумная нетерпеливая очередь. Впереди всех стоял старичок с огромным арбузом в руках.
— Категорически игнорирую ваше требование,— решительно заявил я.— Вверенный мне лайнер принадлежит системе Аэрофлота.
— Что с возу упало, то пропало,— сурово заметил человек в кителе,— С той минуты, как ваш самолет коснулся поверхности реки, он фактически превратился в плавающее приспособление, именуемое судном, а юридически перешел в систему нашего пароходства. И давайте не будем задерживать пассажиров.
— Кончай волынку! — зашумела очередь.— Третий день на узлах сидим, а они, видите ли, где-то там летают.
— Граждане! — сказал я.— Этот рейс для нас полная неожиданность. Еще час назад мы летели на высоте десяти километров и ни о чем таком не думали.
— А могли и подумать,— сказал старичок, стоявший первым.— В дороге надо быть готовым ко всему. Возьмите меня. Недавно ездил в Тулу — со своим самоваром. Сейчас плыву в Астрахань — со своим арбузом. Оттуда собираюсь в Одессу — со своими шутками.
— Товарищи речники, прекращайте саботаж! — крикнул человек в кителе.— Кстати, что это за петлички, нашивки, кокарды?! Немедленно все спороть. Извольте переодеться согласно уставу. И на судне тоже наведите порядок. Продрайте медяшку, окатите палубу. И вырвите вот эти, которые торчат.— Он показал на крылья,— Вы нам ими все берега исцарапаете.
...Из Астрахани мы вернулись бывалыми речниками. Пока грузились новые пассажиры, я поднялся в ресторан.
Там ко мне подсел человек в кителе. Мы пили пиво. Под нами плескалась волна, над нами орали чайки.
— Охота в небушко-то? — приветливо спросил он.
— Охота,— сознался я.— Черт меня дернул на вашу речку садиться. Знал бы, не вынырнул.
— Ну и что? Ну, не вынырнул бы? — Он дружески обнял меня за плечи.— Что бы изменилось? Мы бы тебя зачислили подводной лодкой. Эх, капитан,— задумчиво сказал он, сдувая пену с моей кружки,— никто не знает своей судьбы. В прошлом году один из ваших на пшеничное поле сел. Что ты думаешь? Пятьсот гектаров убрал к осени. Теперь лучший комбайнер района, на груди — орден, на фюзеляже — звездочки. Да что говорить. Ты меня спроси: как я в речники попал? В семидесятом году пошел в магазин «Одежда» костюм покупать. Примерил один, другой, третий. Смотрю — китель висит. Вот этот. Только я его на плечи — тут меня и зачислили. С тех пор и трублю... А до этого я в горсправке служил. Как сейчас помню, иду из школы домой, а навстречу — старушка. Мальчик, спрашивает, как мне на Васильевскую улицу пройти? Объясняю: квартал прямо и два направо. Только сказал — раз! Обнесли меня киоском, телефон поставили, окошечко открыли: горсправка. Вот такие дела. Ухо надо востро держать, капитан!
— Нет,— твердо сказал я.— Мне ваше смирение перед судьбой непонятно. Я буду драться до конца. Я, пока шел в Астрахань, с каждой стоянки телеграфировал. И в Аэрофлот, и в пароходство.
— Ну и какой результат?
— Пока никакого.
— Не до тебя им теперь,— усмехнулся человек в кителе.
— Почему?
— А ты что, не слыхал? Тут у нас катерок на воздушной подушке развил недозволенную скорость и оторвался от поверхности.
— И что?
— Как что? Твой Аэрофлот его вмиг зацапал и поставил на линию. Кажется, «Свердловск — Воронеж».
— Послушай,— обрадовался я.— Это как раз моя бывшая линия. Теперь самое простое — обменяться.
— И не мечтай, капитан,— сказал человек в кителе.— Этому не бывать. Суди сам: сегодня тебя отпустят, завтра буксир попросится, послезавтра — баржа. Нет, капитан, ты теперь до гробовой доски речник.
Я уткнулся в кружку и заплакал.
— Ну, брось, брось,— ласково сказал он и подлил мне свежего пива.— Давай-ка споем лучше, что л^. Нашу, речную.
— Давай споем,— сказал я сквозь слезы.— Речную так речную.
Мы обнялись и затянули: «Из-за острова на стрежень...»
После второго куплета нам дали категорию, после третьего — поставили в график филармонии, а четвертый мы пели уже на гастролях, в Кисловодске: три концерта в день, из них один шефский.
— А ты говоришь, не вынырнул бы,— сказал мой партнер.— Идем, вызывают на бис.
На студии телевидения появился новый диктор.
Это был обаятельный молодой человек с пытливым взором. Он обладал завидным умением смотреть собеседнику прямо в глаза. И голос у него был прекрасный — ровный, густой, с мужественным рокотанием, теплый и торжественный одновременно. Словом, этот юноша родился телевизионным диктором.
Единственный, заданный ему для проверки вопрос был:
— В чем, по-вашему, заключается принцип дикторской профессии?
— Главное в работе диктора — ничего не выдумывать и говорить то, что есть.
— Неплохо сказано,— заметил главный режиссер.
Вскоре молодой человек появился на телевизионных экранах. Первое время ему поручали зачитывать программу передач. Затем ему доверили объявления самих передач перед их началом. И тут произошел маленький казус. Объявляя передачу «В мире поэзии», диктор, в полном соответствии с лежавшим перед ним текстом, сказал, что перед зрителями выступят молодые поэты города.
Помолчав, он добавил:
— Впрочем, не такие уж молодые.
Главный режиссер был очень сердит.
— Что это вы там сболтнули в эфир насчет «не таких уж молодых»? — раздраженно спросил он.
— Но ведь они действительно не молоды,— ответил диктор.— Каждому из них далеко за тридцать.
— Они не молоды как люди, но не как поэты,— строго вразумил режиссер.— Это во-первых. Во-вторых, вы же сами сформулировали принцип: говорить только то, что есть. А перед вами есть точный текст, не допускающий никаких толкований.
— Говорить то, что есть, в моем понимании означает говорить правду,— с достоинством ответил диктор.
— И что, вы всегда говорите правду?
— Да,— безмятежно ответил диктор.
— Кто этому вас научил? — нахмурился режиссер.
— Мама.
На первый раз ограничимся выговором,— сказал режиссер.
— Уважаемые товарищи! — объявил диктор на другой день.— Сейчас вы увидите премьеру телевизионного спектакля «Найти себя». Спектакль посвящен научной проблеме, которая давно решена жизнью. К сожалению, репетиций было недостаточно и актеры плохо знают текст. Просим не обращать внимания на режиссуру: режиссер — случайный человек на студии. Итак, если хотите, смотрите премьеру телевизионного спектакля. А если не хотите, то переключитесь на вторую программу: там идет хороший фильм, гораздо лучше этого спектакля.