— Вы где научились так разговаривать?
Она говорит:
— А чем тебе не нравится, как я разговариваю?
— Нравится! Просто любопытно: кто научил?
— Жизнь,— отвечает,— научила. С вами, охламонами, только лаяться, а по-другому не поймете. И давай вали, не мешай работать.
Чудеса! Рядовая продавщица в далеком занзибарском магазине—и не просто владеет языком, а непринужденно включает в речь фразеологические обороты и элементы жаргона! Вот только...
— Вот только вам не объяснили, что в русском языке к незнакомым людям обращаются на «вы».
Она говорит:
— О! Интурист нашелся! Езжай, откуда приехал, там с тобой на «вы» поговорят.
Я говорю:
— К сожалению, там, откуда я приехал, в этом вопросе свои проблемы.
— Вот видишь. У тебя свои проблемы, у меня свои.
На том и раскланялись.
Возвращаюсь из Занзибара домой, чищу картошку, варю. А тут как раз родственники приходят. Расспрашивают, что новенького. Да вот кое-где побывал. Привез кое-что. Пожалуйста.
Угощаю их занзибарской картошкой. Сначала осторожно пробуют, а потом разогнались. Хвалят. Дядя Коля поел с аппетитом и говорит:
— Хороша, но — ты не обижайся — наша лучше.
— Я,— говорю,— не обижаюсь. У нас вообще лучше.
А дядя Коля посмотрел на меня внимательно и спрашивает:
— А мог бы ты там остаться? Только честно?
— Если честно... Встретил я там одну девушку. Красивая, а главное, по-русски и говорит и понимает. Очень привлекла. А с другой стороны — что, у нас девушки хуже? Вот Вера из нашего овощного. Тоже красивая, и одета не хуже, и по-русски — не слабей той занзи- барки. Нет, никакого смысла там оставаться. Но побывать там разок, другой, вот как сегодня, в субботу утречком — можно. И полезно, и поучительно. Есть, как говорится, что сравнить.
Меня очень хорошо обслужили в одном небольшом кафе. Я зашел к директорше и от души поблагодарил.
— Благодарят многие,— она вздохнула.— А кто бы помог...
— Пожалуйста. Могу написать в газету. А в чем ваши проблемы?
— План большой. А помещение маленькое. Выполняем с превеликим трудом.
— Так. Сколько у вас мест?
— Двадцать четыре.
— А план? Я имею в виду — в рублях?
— Ну, конкретно, в рублях, не надо. Без разрешения треста я вам все равно не имею права сказать.
Я удивился:
— Что же тут запретного?
— Это уж не мне судить...
Любопытство привело меня в трест, к ответственному работнику.
— Нет, я не могу назвать вам товарооборот этого кафе, да и любого другого. Это закрытые данные.
— Какие же они тогда данные? Данные — кому? И зачем их закрывать?
— Видите ли, по товарообороту одного кафе, зная,
сколько их в городе, можно примерно вычислить товарооборот всего нашего треста. Зная, сколько таких трестов в республике,— товарооборот по республике. А зная, сколько у нас республик, они могут вычислить, сколько дают все кафе страны. Ну, а с такими данными...
— Простите, кто — они?
— Не будьте наивным,— поморщился собеседник.— Вы меня понимаете.
— Хорошо, а зачем им знать, сколько дают кафе?
— Мы с вами не знаем, зачем им это знать, но они — знают.
Тогда я произнес небольшую речь.
— Дорогой товарищ,— сказал я.— У нас действительно есть тайны, которые следует тщательно охранять, и есть данные, которые нужно держать крепко закрытыми — для безопасности государства! Но все остальное мы имеем право знать!
Мы хотим, например, знать, как работает наша славная милиция, чтобы преступников было все меньше, но чтобы находили их все чаще. А если статистика по какому-нибудь пункту покажет обратное, мы постараемся выяснить, чего или кого не хватает. Может быть, чуть-чуть не хватает добросовестных работников. А может, попросту перебои с овчарками. Главное, знать, сколько тех и этих и сколько нужно этих, чтобы как можно меньше было тех. Кстати, госавтоинспекция регулярно дает статистику происшествий на дорогах. Не знаю, как на кого, а на меня это действует. То и дело перехожу дорогу только на зеленый...
Терпеливо выслушав мою речь, мой собеседник сказал:
— Вы не учитываете одну очевидную вещь: некоторые данные, если их сообщить, могут произвести невыгодное впечатление. Об этом вы не подумали?
Каюсь — не подумал... И я стал размышлять. А в самом деле, зачем, например, печать, радио и телевидение сообщают нам результаты спортивных соревнований даже, в тех случаях, когда наши проиграли? Почему бы не сообщать примерно так: «Бег на 10 000 метров участники закончили каждый со своим результатом». Ведь если сообщить, что первым был турок, а вторым наш с разрывом в три секунды, то по логике моего собеседника это может произвести невыгодное впечатление. Кто-то может подумать, что турки обгоняют нас на три секунды не только в спорте. Или — что они обгоняют нас не только на десять тысяч метров. Но и на одиннадцать.
А представьте себе такую сценку в конторе знакомств. Приходит мужчина выбирать подругу жизни, а ему говорят:
— Уважаемый жених, вас, понятно, интересует возраст невесты, ее рост, внешний облик, а также наличие у нее детей от предыдущих браков. К сожалению, все это закрытые данные, и если сообщить, они произведут на вас невыгодное впечатление...
Нет, давайте все же приоткроем кое-где закрытые данные. Вернем термину истинный смысл. Данные должны быть даны. Даны одними и взяты другими — на пользу, на дело. А в результате, я уверен, данных, которые нас радуют, станет больше.
В маленьких городах свои законы жизни. В частности, приезжих здесь как бы не предусматривают. Например, водитель автобуса остановок не объявляет: ему и в голову не приходит, что кто-то может их не знать. Или вход в учреждение оказывается не там, где табличка, а с противоположной стороны здания, где три подъезда для жильцов верхних этажей, и вот в один из них нужно войти, а в какой — догадайся. Найдешь, выскажешь недоумение, а тебе: «Ой, а наши-то все знают!»
Зато таких славных уютных гостиниц, какие встречаются в маленьких городах, в больших не найдешь. В большом городе гостиница из стекла и камня, живешь, как в витрине. А в Энске, о котором здесь речь, гостиница деревянная, в ней дышится легко. Полы крашеные. Занавески, коврики, покрывала — все какое-то домашнее. В коридорах — пальмы и фикусы в кадках. Фикусы! А как с улицы войдешь — уютный вестибюль, из которого в две стороны убегают винтом деревянные лестницы с резными перилами. Под одной из лестниц дежурная в конторке. По вечерам — как в фонарике. Вдоль стен диваны, те еще, со спинками и полочкой. С валиками. Прелесть! А над лестницами, от стены и до стены, растянуто полотнище, и на нем белым по алому написано: «Ничто не ценится так дорого и не обходится нам так дешево, как вежливость». М. Сервантес. Каково? Это вам не безликое «Добро пожаловать!» А мне тем более понравилось, что Сервантес у меня — из самых любимых писателей. Я его не только за творчество уважаю, но и за биографию. Героический был старик. И как бы ему приятно было узнать, что через три с лишним века его эффектное высказывание будет в виде тактичного девиза украшать гостиницу в маленьком городке, на другой, можно сказать, стороне земного шара — по отношению к Испании. На века сказанул — молодец!
Дело мое командировочное к концу дня успешно решилось, и товарищ, с которым мы это дело решали, позвал меня в гости. Я подумал: чем коротать вечер в гостинице, пусть в уютной, отчего бы не посидеть за семейным столом? И не ошибся: приятно провел время. В двенадцатом часу откланялся, пошел в гостиницу. Легкий морозец, снежок скрипит под ногами. Тихо на улицах, безлюдно. Хорошо! Подхожу к гостинице. Вестибюль ярко освещен, и высказывание Сервантеса просто-таки пылает. Но дверь заперта. Я немного удивляюсь. Ведь гостиница. А если кто ночью приедет? Стучу. Сначала пальчиком в окно. Потом кулаком в дверь: тук- тук. Потом: бряк-бряк-бряк. Потом: трах-трах-та-ра- рах!!! Тут, как по команде, в вестибюле появляются второпях одетые постояльцы и кричат мне через двойные стекла разные сердитые слова. А я им знаками показываю: мол, найдите же наконец дежурную! Они бросаются к конторке... И оттуда выходит заспанная женщина — крепкий же у нее сон!— и отпирает дверь. Я вхожу, и мы с ней начинаем орать друг на друга с выдающейся для глубокой ночи энергией.