Я даже спорить не буду, конечно же одноцилиндровый высокоскоростной движок на тысячу двести кубиков с воздушным охлаждением — извращение. Вдвойне извращение, если движок еще и короткоходовой, потому как раскаленный утюг по сравнению с таким мотором навевает мысли о свежести и прохладе. Но зимой он вполне себе работать будет, причем неплохо — ведь полные обороты ему понадобятся разве что при трогании с места.
Производством теперь управляли два бывших мичмана-моториста: дед в очень доступной форме донес до меня, что сам я все намечаемое не сделаю. Подготовить производство (хотя бы на уровне чертежей и технологии) — дело "изобретателя", а вот производить — тут нужны иные навыки. Мичманы же владеют важнейшим из умений: раздавать указания и следить за их исполнением.
Первый трактор с коммерческим грузом отправился из Царицына тридцатого ноября. Примитивнейший аппарат: железные колеса (с шипами, чтобы по льду не скользил) с одноцилиндровым мотором и трехскоростной коробкой передач; реечный руль и деревянная кабина (с печкой, дровяной). К трактору цеплялись сани, стальные, сварные, на дубовых (и еще проваренных в парафине) полозьях.
Но этот примитивный трактор по волжскому льду с полностью груженными под три тонны санями катился со скоростью до семидесяти километров в час. Причем и днем, и ночью: в продаже были "ветрозащищенные" калильные керосиновые лампы, и в темноте трактор (две фары на морде и две на крыше) сверкал как новогодняя елка — если можно представить себе елку, мчащуюся по темному льду. Приносящую за один рейс до Саратова сорок рублей. Или — с учетом обратных грузов — семьдесят рублей в сутки.
Перевозка "срочных" грузов получалась в полтора раза дешевле, чем по железной дороге — и втрое быстрее, если между приволжскими городами. Или — придонскими. Поэтому уже первого декабря все сорок шесть тракторов были в работе. Хорошо, что лигроином я не просто запасся, а успел и в нескольких городах по Волге хранилища поставить, так что простоев не было. И каждый день на трассу выходил новый "добыватель денег".
Деньги — это хорошо. Потому что я понял главное: добывать деньги — это единственное, на что я пока способен. Добывать — но вот даже потратить их с толком я не умею. Без толку я их уже тратил, причем миллиардами, но есть люди, которые помогут потратить их с пользой. Только чтобы эти люди занялись делом, нужно сначала обеспечить им то, что они будут тратить — и выходящий с завода каждый день новый трактор приближал момент моего общения с этими людьми.
А с нового года новые трактора пойдут на добычу денег уже по три в сутки: в моторном цехе налаживались два новых станка. Альпиновских.
Станки мне "подарила" Машка. Еще летом я притащил каталог "Мюр и Мерилиз" и велел выбрать "приличную одежду". Однако Таня — младшая из сестер — "выбрала" елочный шарик. Понятно, девочке шесть лет, а шарик красивый. А двадцать рублей — это для шестилетнего ребенка ничего не говорящая закорючка. Ну я и попросил Машку самой такой сделать:
— Это же как колба от лампочки, только серебреная изнутри.
— А как изнутри серебрить ее?
— У Камиллы спроси, реакция серебряного зеркала называется. Заодно сделай не один шарик, а несколько, на Рождество елку украсим. И еще можно вот тут так вдавить, раскрасить цветным лаком — получится шарик-фонарик. Или сделать шарик из цветного стекла, красный или зеленый — тогда он еще красивее будет.
Машка — спросила. А поскольку именно тогда приступила к "массовому" изготовлению ламп, она "учеников" — дюжину рязановских парней — на таких шариках обучать и стала. Колбы-то у них слишком неодинаковыми выходили, а шарик — он и побольше может быть, и поменьше. Заодно — опять при активном участии моей жены — Машка начала и с цветными стеклышками возиться…
В общем, когда я решил посмотреть, что же из лаборатории так сильно потягивает аммиаком, шариков было сделано немногим больше двенадцати тысяч. А еще — звезды на макушку, бусы елочные — это я, чтобы объяснить чем "самодельные игрушки лучше покупных", Машке рассказал и даже нарисовал… Решив, что в доме елку, способную вместить все украшения, поставить не получится, я с образцами Машкиных творений съездил в Москву. Через пять дней — вернулся с двумя очень серьезными господами из того самого магазина "Мюр и Мерилиз", а на следующий день разбогател на семьдесят с лишним тысяч. Немецкие шарики-то (а только такие и были пока в продаже) стоили в магазинах от десяти рублей до двадцати пяти — и были просто серебряными шарами. А Машка и фонариков наделала, и шариков красных, зеленых, синих, желтых — просто жалко отдавать было такую красоту! Но отдал — и Оля, взглянув на восемнадцатитысячное токарное чудо, пообещала делать по цилиндру в час.