Пятнадцатого сентября Румыния объявила России войну.
Глава 48
Коррадо Тоцци хмуро смотрел на суетящихся вокруг аэроплана механиков.
Никто не мог назвать лейтенанта Тоцци нелюдимым или мрачным человеком. Наоборот, остроумный и болтливый офицер был признанной душой компании в пыльных и, надо признаться, изрядно надоевших итальянским военным окрестностях Себхи. И даже когда аэронавту случалось язвительно отвечать на глупые предложения штабистов, возражения звучали мягко, что позволяло избегать ненужных ссор среди служащих доблестной итальянской армии.
Но сейчас лейтенант был мрачен как туча — на его любимую «Волчицу» вместо привычных «Гранчипелли» механики вешали неудобную и явно плохо сбалансированную полуметровую колбу толстого стекла.
— Наблюдаете? Я тоже не могу заснуть, хотя, казалось бы, что от меня толку ночью на поле? — сидящий на ящиках пилот обернулся. Подошедший скорее напоминал бедуина, те тоже любят обматываться бесформенными тряпками вместо нормальной одежды. Но голос выдавал римского гостя — хорошо поставленный, с правильным построением фраз, твёрдый, даже несмотря на угадывающийся возраст.
— Синьор Чамичан? — Тоцци подавил мимолётное желание послать собеседника куда подальше. Во-первых, офицеру должно уважать возраст, во-вторых — негоже винить профессора в том, что именно «Волчицу» господин полковник счёл необходимым предоставить в пользование гостям из столицы. Да и в целом, ругаться с членом парламента, главой отдельной правительственной комиссии, было бы не лучшим решением для, без сомнения, блистательной грядущей карьеры лейтенанта Регио Аэронавтики.
— Джакомо Чамичян, к Вашим услугам, — профессор поёжился, он ещё не успел привыкнуть к тому, что ночи в пустыне бывают на удивление холодными.
— Да, синьор Чамичан, наблюдаю. Наблюдаю, как обычно рутинный вылет на моих глазах превращают в рулетку со смертью.
— Видите ли… — Чамичян запнулся и бросил вопросительный взгляд на офицера.
— Коррадо Тоцци.
— Синьор Тоцци, я наслышан, как ревностно относятся аэронавты к своим машинам. Но осмелюсь заметить, замена креплений никоим образом не повредит корпусу…
— Синьор, Вы когда-нибудь управляли аэропланом? — это прозвучало достаточно отстранённо, чтобы не показаться оскорбительным прерыванием собеседника.
— Нет, разумеется, — опешил профессор
— Я не беспокоюсь за корпус. Я даже не беспокоюсь, что эта ваша алхимия взорвётся подо мной во время полёта, поверьте. Меня волнует лишь то, что я понятия не имею, как будет смещаться баланс моей машины во время взлёта и в полёте.
— Их вес вполне укладывается в заявленную нам со стороны Корпо Регио Аэронавтика грузоподъёмность.
— Баланс, профессор, это не только вес. А ваша жидкость — что ещё будут помещать в эти бутыли — вполне может начать плескаться при даже небольшом крене или тангаже.
— Ампулы полностью заполнены огневой смесью, там нечему плескаться!
— Огневой смесью… Вы, конечно, умный человек, профессор, учёный, но почему бы просто не закидать турков бочками с бензином, собрав пару простых катапульт?
— Это не бензин, — холодно ответил Чамичян. — Поверьте, мы не просто так назвали смесь «Ужасом». Одна только граната или шрапнель, попавшая в склад с ампулами, превратит расположение части в земной филиал Преисподней.
— Филиал Преисподней? — Коррадо усмехнулся. — Тогда почему этот «ужас» из Рима тащили сюда, а не прямо ко дворцу султана?
Глава парламентской комиссии по научно-исследовательским работам тяжело вздохнул. Лейтенант вдруг понял, что краснеет — в конце-концов, не так-то просто в пятьдесят с лишним лет поменять удобный университетский кабинет на армейское лётное поле на другом континенте.
— Глава парламента рекомендовал в первый раз применить «ужас» против местных турок. Если случится провал, султан не получит повода для публичных насмешек, а позиции самого Фиоре не будут подвергать критике. Его политическое кредо пока что популярно в народе, но не среди власть имущих.
— Вероятно, главе парламента виднее, — примирительно ответил лейтенант.
Оба собеседника замолчали думая о своём.
— «Волчица» готова, Коррадо, — через поле проорал механик, махая рукой. — Пора!