Зимин вспомнил фразу, которую приготовил заранее, и произнес ее:
— Что здесь у нас происходит, черт побери? Почему-то мне кажется, что ты знаешь.
— Легкомысленный человек, как ты умудрился стать писателем? — улыбнулась тетя Клава. — Он, видите ли, два месяца не интересовался реальностью. Нашел чем хвастаться.
— Ненавижу разговоры о реальности. Терпеть не могу реализм, как литературный жанр. Мое дело — отыскивать человеческие проявления, свойственные людям во все времена, какие бы события вокруг них не происходили.
— Любовь, жадность, предательство, любопытство? — спросила тетя Клава.
— Например. Список можно продолжить.
— Ты всегда был романтиком. До сих пор, наверное, уверен, что люди по своей природе отзывчивые, честные, добрые и справедливые существа. И все, что в них есть плохого, вызвано внешними обстоятельствами. О том, что это не так, нормальные люди узнают еще в детском саду. Во время тихого часа.
— А вот и нет. Я считаю, что все люди разные. В них много чего намешано. Но если они свободны, если у них есть время спокойно обдумать свои поступки и сделать выбор, они в большинстве своем выберут честь и доброту. Так интереснее жить.
— Теперь понимаю, почему ты стараешься держаться подальше от нашего грешного мира. Боишься, что твоя теория лопнет, не выдержав встречи с действительностью. Ты вынужден закрывать глаза и уши, чтобы окончательно не разочароваться в людях.
— Затворник башни из слоновой кости.
— Да, именно.
— Могу поспорить, но у меня нет времени на пустые препирательства. Почему бы тебе просто не рассказать, что изменилось за последние два месяца, и почему я этого не заметил?
— На второй вопрос могу ответить сразу. Ты слишком поглощен своей персоной, чтобы обращать внимание на изменения, происходящие в обществе. Считаешь, что они тебя не коснутся. А еще ты не любишь людей, и потому их проблемы тебя не волнуют. Человеческие судьбы для тебя только фон, на котором разыгрываются великие драмы идей. Смешной ты человек, Зимин, так до сих пор и не понял, что идеи без людей мертвы?
— Не буду спорить. Ты, конечно, права. Да, я не очень хороший человек. Не об этом речь. Сама говоришь, что я обычно внимателен к идеям. Но в последнее время я не понимаю смысла происходящего вокруг меня, потому и бешусь. Мне кажется, ты знаешь больше, чем говоришь. Помоги мне. В конце концов, это твой долг, как старшей родственницы!
Разговор получился долгий. Из Клавдии получилась бы отличная писательница, если бы она вдруг захотела этого. Она немного злоупотребляла подробностями и личными предположениями, но это дело поправимое. Зимина интересовала только информация, поэтому он постарался запомнить главное. Конечно, он многое знал и сам, но, странное дело, общая картина у него почему-то не желала складываться. Еще один повод для тревоги и удивления. Обычно с анализом любой, даже самой сложной ситуации, он справлялся без труда. Зимин любил хвастаться тем, что способен объединить в забавный сюжет даже самый невообразимый набор фактов. И вдруг — здравствуйте, приехали — ничего разумного в голову не приходит. Возня с практическим бессмертием представлялась ему бессмысленным бредом. Зимину хотелось услышать логичное и правдоподобное объяснение возникновения истерии, охватившей город. Клавдия рассказала много интересного. Зимин ей поверил, но некоторые странности остались необъясненными.
Все началось с Запрета ряда научных исследований в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Звучало это несерьезно. Научные сотрудники отнеслись к Запрету с иронией. Любому нормальному человеку понятно — запрещать научные исследования глупость неимоверная. Ученые много шутили, даже исполняли хором комические куплеты. Они не желали верить, что у них отберут работу. Но когда Временная Коллегия по нормализации начала действовать, стало не до шуток. Сначала с ними еще говорили. Правда, диалог был краток.
«Зачем понадобился Запрет»?