Пришлось Зимину кивнуть в знак согласия.
— Вы не понимаете современную жизнь и относитесь к ней с пренебрежением, как к действу, не заслуживающему внимания. Ваша неуемная страсть к идеям и смыслам — отвратительна. Когда я просматриваю ваши тексты, мне кажется, что они могут быть интересны только людям, любящим размышлять.
— Совершенно верно, — подтвердил Зимин. — Думал, что поступаю правильно.
— Наши читатели другие. Интеллектуальные изыски и прежде оставляли их равнодушными. А теперь, когда они обретают бессмертие, неприятие любых идей только усилится, и ваши не станут исключением. Читатели нуждаются только в любви, развлечениях и успокоении измученной проблемами души. Сочиняли бы простые жизненные истории, не лезли к читателям с поучениями и глубокомысленными советами, вам бы цены не было. Ну а так — получается одно недоразумение.
— Зачем тогда Отдел ненормативного чтения со мной работает? Почему вы покупаете мои тексты? Почему вы не разорвете контракт?
— Почему-почему. Уже разорвали. Искренне надеюсь, что мы видимся с вами, Зимин, в последний раз. Вот ваши последние заработанные у нас деньги. Распишитесь в ведомости и проваливайте.
— И вы никогда больше не будете читать мои тексты?
— Это я вам обещаю!
— И все-таки. Зачем я работал на Отдел?
— Не знаю. Мое дело было передавать тексты дальше по инстанции. Начальству виднее.
— Мои тексты читали начальники?
— Странные вопросы вы задаете, Зимин! Мне не по чину обсуждать поступки начальства.
— Читали-читали и вдруг распорядились: прекратить принимать от Зимина рукописи?
— Не совсем так.
— А как?
— Вам велено явиться в Отдел безопасности для беседы и оформления необходимых документов. Вот там вам и расскажут, читали вас или нет. И за что платили деньги. Они-то знают!
— Почему вы мне сразу об этом не сказали?
— Ждал, когда вы распишитесь в ведомости. А теперь говорю: «Зимин, вам следует немедленно явиться в Отдел безопасности для получения развернутого инструктажа». Довольны?
Страха не было. Зимин знал, что сотрудники Отдела ненормативного чтения без крайней необходимости с обешниками стараются не общаться. Боятся. Говорят, там такие ушлые ребята собрались, что из любого, самого нейтрального разговора способны состряпать дело. К тому же они чужие, работают непосредственно на Коллегию. Но сам Зимин страха не испытывал. Чего ради? Он вдруг понял, как порой бывает полезно вовремя потерять работу. С уволенного какой спрос? Скорее всего, у него решили взять подписку о неразглашении. Затея абсолютно пустая, можно подумать, что ему известны какие-нибудь секреты.
Если подумать, это было очень смешное намерение. За время работы с Отделом ненормативного чтения Зимин так и не сумел выяснить, чем занимаются все эти люди, и какую роль в проекте играет лично он. Наверное, это и был тот секрет, который потребуют хранить в тайне лет двадцать. Сам Зимин мог сказать о потерянной работе лишь одно: «Я так ничего и не понял».
У двери в Отдел безопасности стояли два вооруженных охранника.
— Мне назначено, — Зимин предъявил документы.
— Все в порядке. Проходите.
Дверь распахнулась и… Зимин неоднократно давал себе слово больше ничему не удивляться. Но раз за разом оказывалось, что жизнь — слишком коварна и изощренна, чтобы можно было выполнить подобные обещания. Мог ли он предвидеть, что встретит в Отделе безопасности тетушкиного друга профессора Лобова? Нет, конечно, такое ему бы не пришло в голову. Однако Лобов там был, сидел рядом с каким-то незнакомцем.
— Удивлены, Зимин? — спросил Лобов.
— Скорее озадачен. Зачем вы здесь?
— Это моя работа. Мне поручили познакомить вас с господином Наукоподобновым.
— Зачем?
— Есть дело.
— Польщен. Обо мне раньше никто не говорил, как о человеке, способном справиться с каким-то полезным делом. Вообще-то я писатель, сочиняю истории.
— Знаю, — улыбнулся Лобов. — Сам бы я к вам не стал обращаться. Но вот господин Наукоподобнов считает, что вы справитесь с работой, которую вам хотят поручить. Он в писателях разбирается лучше меня.