Но! Публично рассказывать, что тебя, мол, и туда, и сюда переманивают, было, тем не менее, принято. Повышая – в собственных, по крайней мере, глазах – свой, сейчас бы сказали, деловой рейтинг. И вот, помню, мой тогдашний руководитель, член редколлегии «Литературной газеты», собрал у себя в кабинете едва ли не весь отдел. Зовут меня, говорит, в «Новый мир» заместителем главного редактора. Что посоветуете? Стали гадать, кто-то не поленился даже разграфить лист бумаги: в одну колонку плюсы, в другую минусы. Зарплаты сопоставимы. Продуктовые «заказы»[187] (понимают ли нынешние это слово?) тоже. Список книжной экспедиции[188] есть и тут и там. Здесь на работу к десяти, там к двенадцати, что плюс, но здесь есть спецбуфет[189] для членов редколлегии, а там нету, что минус. Долго – Геннадий Красухин не даст соврать – судили и рядили, пока вдруг не вспомнилось: «А машина?» Персональной машины члену редколлегии, правда, и в «Литературной газете» не полагалось, зато были разгонные, то есть можно было брать свободного водителя, когда понадобится, или дожидаться своей очереди на него. Не очень, конечно, удобно, но в «Новом мире» ведь и этого нет! Что, собственно, дело и решило.
Оправдывая NN, под началом которого я служил много лет, обыкновенно говорили, что он человек вообще-то добрый, то есть по собственной инициативе никого не зарежет. Ну, а уж если прикажут…
Слышал я, что землячества и сейчас есть. Даже процветают. Возможно. Но в 70-е они точно были, так что однажды и я, став сотрудником центральной, как тогда говорили, «Литературной газеты», сподобился быть приглашенным.
Собрались где-то в полуцентре Москвы, в огромной, по тем временам, представительской квартире, то есть в квартире, что предоставлялась высокопоставленным командированным, как опять же говорили, с мест. Мебель – по тем временам, только по тем, не по нынешним! – роскошная, но на каждом стуле жестяная бирка с инвентарным номером. И на бокалах, на вилках– тоже, чудилось, номерочек.
И сразу за стол, вел который, как сейчас помню, замзав одного из отделов ЦК – с внешностью ровно такой, как на портретах, что ликующие москвичи носили с первомайской демонстрации на октябрьскую. Но голос, не в пример прямым его начальникам-геронтократам, зычный, так что, как он рявкнул: «Дончаки! Казаки!!!», так все и присмирели. Чтобы вослед каждому зажигательному тосту подниматься единой волною: любо, мол, братцы, любо!..
Улучив паузу, ко мне сосед склонился: «Ты, – тогда принято было, что все партийцы меж собою на ты, но по имени-отчеству – Ты из какой станицы? Или, может, из Ростова?» Но увы. «Я не казак, – говорю. – Я из иногородних». И он в ту же минуту потерял ко мне интерес: иногородних, то есть жителей Донской области, не входящих в казачье сословие, оказывается, не жаловали не только в царское время, но и в позднесоветское.
А мне-то что, литературному, с позволения сказать, критику? Закусываю себе потихоньку, послеживаю, как земляки мои яства обильные вкушают, а скованность снимают «Араратом» да «Стременной», и очень успешно, гляжу, снимают. Во всяком случае, «любо», спустя час, кричали уже вразброд. Но когда кто-то – в ранге, кажется, руководителя главка – произнес здравицу во славу Михаила Александровича Шолохова[190], встали все, и многих – сам видел – слезою пробило.
Дальнейшее неинтересно; пьянка, да еще без женщин, она и есть пьянка. Но в конце…
В самом уже конце пять-шесть московских казаков, погомонив, опять встали, а за ними и остальные поднялись, чтобы сначала невпопад, а потом и слитным уже хором… грянуть «Боже, царя храни!..»[191]
70-е, повторяю, годы, вторая их половина.
Замзав, впрочем, отдадим ему должное, не пел. Но пухлой ладонью по столу такт отстукивал.
В Ростове тамиздат, а еще чаще самиздат, я в основном получал из рук своего старшего друга и учителя Леонида Григорьевича Григорьяна. А в Москве книжки с грифом «YMCA-Press»[192]«Ардиса»[193] или «Посева»[194], вперемешку с «Континентами»[195] и «Синтаксисами»[196], текли в нашу семью уже отовсюду, но прежде всего, как я понимаю, от Копелевых.
К ним были близки роднейшие в ту пору мои друзья Лина и Саша Осповаты[197]. Да и сами Раиса Давыдовна[198] с Львом Зиновьевичем[199] баловали меня своей (и, безусловно, мною не заслуженной) приязнью. Особенно Раиса Давыдовна – борьба с гебней своим, конечно, чередом, но ей по-прежнему было интересно всё, что происходило в литературе, даже подцензурной, так что и говорили мы по преимуществу о том, что «Литературная газета» напечатала да что в «Новом мире» появилось.
187
Продуктовый заказ – это понятие возникло в связи с дефицитом продовольствия в 1970-е годы и в разных городах звучало по-разному и имело разное наполнение. Выдавался заказ (он же паек, он же набор), как правило, полутайно, в подсобных помещениях гастрономов и либо по талонам, либо по спискам. Никакие вольности в комплектации заказа предусмотрены не были. Каждый получал по принципу «Хватай что дают» то же, что и его соседи по очереди: обычно килограмм гречки, шпроты, консервированную китайскую тушенку, банку венгерского зеленого горошка и венгерскую же (или польскую) бройлерную курицу. К праздникам заказ пополнялся за счет бутылки «Советского шампанского» и бумажного стаканчика с черной икрой. У писателей эти заказы продержались едва не до гайдаровского отпускания цен, плавно сменившись иноземной гуманитарной помощью того же примерно состава.
188
Книжная экспедиция – предприятие по обслуживанию книгами и другой печатной продукцией сотрудников высших органов партийной и государственной власти, а также лиц, к этим сотрудникам приравненных. Экспедиция раз в месяц рассылала сброшюрованные списки наиболее дефицитных, как правило, книг своим абонентам, а те направляли курьеров за укомплектованными посылками. Пользование списком книжной экспедиции воспринималось как такой же знак престижа, что и персональный автомобиль, доступ к телефонам спецсвязи, пропуска в спецраспределитель и медицинские учреждения 4-го (Кремлевского) Главного управления Минздрава СССР. Готовя этот комментарий, я с удовлетворением обнаружил, что книжная экспедиция существует и сейчас, но уже в структуре Управления делами Президента РФ. Так что, хоть книга и перестала, кажется, быть лучшим подарком, по-прежнему 9000 важных лиц ежемесячно рассылаются вышеозначенные списки.
189
Спецбуфет – традиция наряду со столовыми, доступными для всех сотрудников, заводить в советских учреждениях еще и спецбуфеты для, как сейчас бы сказали, ВИПов была заложена, естественно, Центральным Комитетом КПСС, где, по рассказам бывалых людей, отдельно столовались инструкторы, отдельно – заместители заведующих отделами, отдельно – заведующие отделами и уж совсем отдельно – секретари ЦК. Вполне понятно, что и «Литературная газета» не могла оказаться вне этой традиции, и ее спецбуфет для членов редколлегии отличался прежде всего тем, что там можно было выпить не только пива, как в общей столовой, но и коньячка.
190
Шолохов Михаил Александрович (1905–1984) – самый, согласно табели о рангах, великий – наряду только с Максимом Горьким – советский писатель, дважды Герой Социалистического Труда (1967, 1980), лауреат Сталинской (1941), Ленинской (I960) и Нобелевской (1965) премий, академик Академии наук СССР (1939), депутат Верховного Совета СССР десяти созывов (1939–1984), член ЦК КПСС (1961–1984). Понятно, что отношение к Шолохову и его творчеству было тождественно отношению к советской власти: те, кто ее принимал, его боготворили, зато те, кто ее терпеть не мог, охотно делились предположениями, что «Тихий Дон» либо не так уж хорош, как о нем предписано думать, либо украден (скомпилирован) Шолоховым из текстов совсем другого (или других) авторов.
191
«…Грянуть «Более, царя храни» – судя по воспоминаниям М. Любомудрова, исполнение царского гимна в своем кругу, а то и с участием партийных чиновников, начиная с 1970-х, вошло у наших националистов в обычай: «В Смоленске, помню, после конференции собрались в каком-то ресторанчике. Надо заметить, что в воздании Бахусу тон задавали два признанных „лихача“ – С. Семанов и В. Кожинов. В застолье тогда принимали участие представители горкома КПСС и администрации города. Но никого из нас это не смущало и не останавливало. Во все горло пели царский гимн „Боже, царя храни…“, всеми любимые „знаковые“ песни „Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…“, „Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс“ и другие – по тем временам – безусловно крамольные произведения» (М. Любомудров, «Наш современник», 2015, № 1, с. 161).
192
«YMCA-Press» – издательство русской книги под эгидой международной христианской организации YMCA (The Young Men's Christian Association). Основано в 1921 году в Праге. Под этим грифом вышли сотни достойных изданий, но самой, видимо, эпохальной акцией издательства стала первая публикация книги А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В 1991 году в Москве был учрежден «имковский» филиал – издательство «Русский путь».
193
«Ардис», (Ardis Publishing) – американское издательство, основанное Эллендеей и Карлом Профферами в 1971 году в городе Энн Арбор, штат Мичиган, и специализировавшееся на издании русской литературы на языке оригинала и в английском переводе. Наряду с «Посевом», «YMCA-Press» и Издательством имени Чехова явилось крупнейшим издательством, с которым на памяти моего поколения связано понятие тамиздата.
194
«Посев» – издательство и одноименный общественно-политический журнал, орган Народно-трудового союза российских солидаристов (НТС), основанные в Германии в 1945 году и выпускающие свою продукцию под девизом «Не в силе Бог, а в правде» (Александр Невский). С 1992 года журнал «Посев» выходит в Москве – тиражом, впрочем, стремящимся к нулю.
195
«Континент» – журнал, в 1974 году основанный Владимиром Максимовым в Париже при щедрой финансовой поддержке западногерманского издателя А. Шпрингера и быстро ставший наиболее, вероятно, влиятельным и, уж во всяком случае, наиболее непримиримым периодическим изданием русской эмиграции. По словам Игоря Виноградова, «с началом перестройки, тем более после августа, после крушения коммунистической системы, журнал в этом виде исчерпал свои функции. Непонятно, против чего было теперь бороться, если все то, против чего выступал «Континент», уже разрушено – да так, что некоторые прежние борцы иногда начинают даже жалеть о своем излишнем былом рвении» («Литературная газета», 22.07.1992). Поэтому с № 66 (1991) журнал издавался в Москве, а с 1992 года полномочия главного редактора перешли к Игорю Виноградову, который и выпускал „Континент“ вплоть до 2013 года, когда вместо регулярных ежеквартальных выпусков вышла серия антологий, вобравших в себя лучшие публикации журнала за все годы его существования.
196
«Синтаксис» – журнал, издававшийся в Париже в 1978–2001 годах под редакцией Андрея Синявского (до № 10,1982), а затем Марии Розановой, которая выпускала его именно что в одиночку, без каких-либо советчиков (в виде, например, редколлегии) и помощников. Работая в журнале совсем иного типа, я иногда мучительно завидовал Марье Васильевне, которая печатала только то, что ей самой лично нравилось, и выпускала журнальные книжки вне всякой периодичности, а лишь тогда, когда они собирались. Единственный, кроме, разумеется, «Знамени», журнал, полный комплект которого – все 37 номеров, подаренных Марьей Васильевной, – стоит у меня дома на книжной полке.
197
Осповат Александр Львович (1948) – историк русской литературы, сын выдающихся знатоков испаноязычной литературы Веры Николаевны Кутейщиковой (1919–2012) и Льва Самойловича Осповата (1922–2009). В 1990–2000 годы вместе с женою Линой Соломоновной жил в Лос-Анджелесе, преподавал в Калифорнийском университете. С 2011 года профессор, руководитель направления «Филология» в Государственном университете – Высшей школе экономики.
198
Орлова (Орлова-Копелева) Раиса Давыдовна (1918–1989) – специалист по американской литературе, писательница, правозащитница. По сей день горжусь тем, что в самом конце 1980-х написал, еще по переданной мне просьбе Раисы Давыдовны, послесловие к ее совместной с Львом Зиновьевичем книге «Мы жили в Москве» – первой, что у них, после долгого перерыва, появилась на родине.
199
Копелев Лев Зиновьевич (1912–1997) – специалист по немецкой литературе XX века, писатель, правозащитник. В 1977 году был исключен из Союза писателей СССР, 12.11.1980 вместе с женой Р. Д. Орловой выехал в ФРГ для чтения лекций, 12.01.1981 лишен советского гражданства (гражданство восстановлено в 1990-м). В Кельне, где он жил и умер, по-прежнему чтут его память, так что и мне уже в 2000-е довелось (вместе с Александром Кабаковым) выступать там по приглашению Копелев-центра.