— Ты правда хочешь увидеть Феодору?
Я говорю ему:
— Как же мне не хотеть, святый отче, если она покинула бренное и отошла к вечному?
А он говорит мне:
— Сегодня ночью увидишь ее, как ты много раз просил, чтобы узнал ты, что желаешь, и чтобы прекратились думы, сильно донимающие тебя по этому поводу.
Я удивился и стал размышлять: как и когда я увижу ее? Потому что я много раз пытался и стремился увидеть ее, но у меня ничего не получалось. В ту ночь я лег спать в кровать, как обычно, и уснул. Вдруг вижу какого-то юношу, который говорит мне: «Вставай и поторопись, если хочешь увидеть Феодору: преподобный Василий, учитель твой, говорит, что сегодня пойдет к ней». Услышав это, я сразу же встал и пошел в дом святого, но не нашел его и узнал от бывших там, что он уже ушел навестить свою бывшую служанку Феодору. Я стоял, расстроившись, что не застал его, чтобы пойти с ним вместе. Тогда кто-то из его домашних указал мне дорогу, по которой я мог попасть в то место. Я побежал по улице, которая вела к храму Пресвятой Богородицы во Влахернах, и вдруг оказался в каком-то узком и тесном тупике. Меня охватили сильный страх и усталость, и я подошел к большой, крепко закрытой двери. Заглянув внутрь через маленькое окошко, надеясь, что кто-нибудь мне откроет, я увидел двух знатных женщин, которые сидели и беседовали на лестнице. Тогда я позвал одну из них и спросил, чей это дом. Та сказала мне, что это дом преподобного отца нашего Василия и что он недавно пришел навестить своих чад.
Услышав это, я обрадовался и говорю ей:
— Откройте мне, моя госпожа, потому что и я, недостойный, чадо его, и не раз приходил сюда с ним.
Она говорит мне:
— В прошлый раз тебя не было здесь, и я не знаю тебя, как я тебе открою? Ступай, займись своим делом, потому что без прошения и разрешения госпожи Феодоры сюда никто не входит.
Услышав имя Феодоры, я осмелел и стал сильно стучать в дверь и громко кричать. Феодора услышала, что происходит, и подошла к двери посмотреть, кто это стучит и кричит. Увидев меня, она меня узнала и закричала женщинам:
— Скорее откройте, потому что это господин Григорий, любимый сын отца нашего.
Когда дверь открылась, я тотчас же вошел внутрь, а она подошла и поздоровалась со мной, говоря:
— Господин мой Григорий, что привело тебя сюда? Может быть, ты умер и освободился от этого призрачного мира и пришел в сие блаженное место и жизнь вечную?
Я удивился этим словам и вполне понял, что она говорила, потому что был уверен, что вижу все это не в забытьи и не во сне, а наяву и по- настоящему. Я ответил ей:
— Госпожа и мать моя, я еще не умер, но нахожусь в бренной жизни. Однако по молитве и с помощью доброго отца нашего я пришел сюда, чтобы увидеть почтенное твое лицо и узнать, в каком месте и юдоли ты находишься. Скажи же мне по правде, моя госпожа, как ты теперь? Как ты переносила гнет смерти? Как ты миновала злых бесов в воздухе? Как избежала их злокозненного вреда? Ибо я знаю, что и мне предстоит испытать это, когда и сам я в скором времени должен буду закончить жизнь мою.
И она сказал мне в ответ:
— О Григорий, возлюбленное дитя мое, как могу я тебе ответить на такое? Душа моя омрачается, лишь только я вспоминаю это, и страшно рыдает, хотя мертва и безгласна, когда я начинаю думать об этом. Впрочем, тому, кто однажды умер и отправился в эту страну спасенных, все равно боятся больше нечего. Поэтому я расскажу тебе все, что могу.
Страшно и невыносимо пришлось мне, Григорий, по делам моим, но с помощью, споспешествованием и молитвами богопросветленного преподобного отца нашего тяготы стали легки и трудности просты. Одним словом, он подал мне руку свою в том, что пришлось мне испытать, и все закончилось благополучно.
Но как рассказать тебе, дитя, про тот час, когда покинула душа моя тело мое? В какой опасности находится душа, сколько испытывает тягот и невзгод от изнурения и жестокого угнетения, пока не отделится от тела, какие страшные трудности сковывают ее, когда душа хочет выйти вон; как будто бы ты оголяешь все тело и попадаешь в раскаленные угли, и все части тела обжигает жар этих углей, и ты бьешься и трясешься от боли, и тебе тяжко. И в таких муках выходит душа твоя. Так что, дитя мое, горько мне описывать смерть, тем более таких грешников, как я, и Господь свидетель, что говорю тебе правду. Впрочем, о праведниках я не знаю, что сказать, ибо я, несчастная, была кузницей прегрешений.