ПРЕДАТЕЛЬ-АГИТАТОР: Товарищи подводники! Сегодня, наконец, мы можем сказать, что свершилась вековая мечта украинского народа! Теперь мы свободны. Нам, гражданам свободной Украины, принадлежит это море, это солнце и эта благословенная земля. Нам больше не нужно быть чужой житницей и кормить голодного, ленивого и к тому же пьющего старшего брата. Пройдёт ещё совсем немного времени, и наша страна станет славянской Францией, Канадой восточного полушария...
КОМАНДИР: А где Иван?
УСАТЫЙ КАП-ТРИ: Нелли рожает, роды тяжёлые.
КОМАНДИР: Щас тут у нас у всех роды тяжёлые будут.
ПРЕДАТЕЛЬ-АГИТАТОР: Капитан третьего ранга Иванов!
ИВАНОВ: Я! (выходит из строя и идёт к трибуне)
КОМАНДИР: Кость лобковая... (Смех в строю)
ИВАНОВ: Я, вступая на военную службу, торжественно клянусь украинскому народу всегда быть ему верным, преданным, защищать Украину, её суверенитет... неукоснительно придерживаться конституции Украины, законов Украины, хранить государственную и военную тайну. Клянусь выполнять свои обязанности в интересах Отечества... Клянусь никогда не изменять украинскому народу...
Молодой лейтенант глядит на небо и видит журавлиный клин.
ПРЕДАТЕЛЬ-АГИТАТОР: Капитан третьего ранга Коноваленко!
МОЛОДОЙ ЛЕЙТЕНАНТ: Ну чё, Иванов принёс, Коноваленко, давай.
(Коноваленко тем временем не шелохнётся)
УСАТЫЙ КАП-ТРИ: Ольга тебе не простит.
ПРЕДАТЕЛЬ-АГИТАТОР: Капитан третьего ранга Коноваленко! (переглядывается с мужчинами в костюмах, потом сбегает с трибуны и бежит к строю) Ты шо, сдурел, мы же договорились, в присутствии жены и тёщи...
КОНОВАЛЕНКО: Но их же здесь нет!
ПРЕДАТЕЛЬ-АГИТАТОР: У тебя же здесь домик, сад, огород, ты шо, всё это богатство хочешь поменять на голые сопки? Да там же девять месяцев полярная ночь, зима полгода, дети рахитами будут! Я твоей жене сейчас позвоню...
КОМАНДИР (выходит из строя и обрывает предателя) Желающие принять украинскую присягу – выйти из строя!
Из строя выходят двое.
КОМАНДИР (оглядев вышедших) А остальные – айда за мной.
Строй офицеров и матросов идёт по пирсу в сторону оркестра.
ПРЕДАТЕЛЬ-АГИТАТОР: Стой! Я приказываю!
КОМАНДИР: Иди всмятку! (останавливается у оркестра) Оркестр-р! (дирижёр поворачивается к Командиру) Оркестр! Пра-щание славянки!
ДИРИЖЁР: Есть!
КОМАНДИР: Экипа-а-а-аж... Шага-а-ам... МАРШ!
Звучит «Прощание славянки», строй офицеров и матросов с развёрнутым знаменем покидает причал, и только Предатель-Агитатор бежит за ними с криком «Не уйдёшь! Не уйдёшь!»
Сон заканчивается, изображение снова плывёт, сцена меняется, кадр с надписью «1 сентября 1994 года», и мы снова видим поезд, идущий в Хогвартс. В купе сидят с одной стороны Гарик и прижавшаяся к нему Дора, с другой – Сьюзен, Дафна и Астория.
ДОРА: Грюм... Загонял меня этот старик на тренировках. Думала, свалюсь и не встану, нет же, даже упавшую поднимал, параноик старый, «постоянная бдительность», мол, это у него такое слово-паразит, чтоб ты знал, лепит он его где надо и где не надо. И ведь не скроешься от него нигде, у него вместо выбитого глаза зачарованный вставлен, так он им даже сквозь стены видеть может. И на одной своей ноге он скачет резвее, чем я на двух. Долго теперь в страшных снах вспоминать буду.
ГАРИК: Всё так плохо?
ДОРА: Мы между собой шутили, что этот старый вредитель даже в сортир ходит с палочкой наперевес.
ГАРИК: Чё, боится, что из очка на него гальюнная инфузория накинется? И с собой утащит... в неизведанные глубины?
ДОРА (заливисто хохочет): Типа того... ну, ты скажешь, так скажешь...
ГАРИК: А то. В следующий раз увидишь этого старикана – попробуй ему такое впарить.
ДОРА: Это был бы прикол века – подловить Грюма на его же собственную паранойю! Не, ну ты точно знаешь, как устроить вечер!
ГАРИК: Я ещё и не такое умею... первый курс вспомни, как мы Рона из окна выкинули...
ДОРА: Ага! (снова хохочет) А спой-ка ещё что-нибудь такое!
ГАРИК: Что спеть-то?
ДОРА: А что-нибудь новое, что я от тебя ещё не слышала.
СЬЮЗЕН: Да, Гарри, сыграй, пожалуйста!
ГАРИК: Щас и сыграю... (достаёт гитару и поёт песню «Свои» группы «Любэ»...)
В углу губ папироска подрагивала,
Он давился, но пил нам, счастливым, назло,
Вся честная пивная понять не могла,
Отчего его так развезло.
Это душу мне жизнь искалечила,
Не с обиды, братишка, я пью –
Я искал в этом городе женщину,
Ту Единственную, свою,
Я искал в этом городе женщину,
Ту Единственную, свою...
Поначалу, наверное, молод был,
Много было, сам знаешь, чего,
Были встречи, и были проводы,
Не хватало всегда одного...
От судьбы получая затрещины,
Вот он я, сам не свой, на своём стою,
Я ищу в этом городе женщину,
Ту Единственную, свою...
Я ищу в этом городе женщину,
Ту Единственную, свою...
Даже тени обрыдлой тоски не нашёл,
Когда вывернул наизнанку нутро,
Пустота, и такая, что нехорошо,
Словно зря столько лет прошло...
Как яйцо, в руке раздавил стакан,
И провёл всей ладонью в стекле да в крови
По лицу моему – слышь, какой обман –
Те, которые не свои!
И от всей души на весь зал заржал,
Так, что скулы чужим от обиды свело,
Каждый биться желал, потому, что не знал,
Отчего его так развезло...
Я уже любой настоящей рад,
С мясом рву лады, режься в кровь, струна,
Понимаешь, брат, ты всё понимаешь, брат,
Без своих нам здесь всем хана!
Понимаешь, брат, ты всё понимаешь, брат,
Без своих нам здесь всем хана...
Всё допив, он скамью отодвинул и встал,
Заплатил, отвернувшись, меня за плечо потрепал,
И побрёл, как домой, на ближайший вокзал,
Словно верный маршрут не знал...
Что-то стало, как ком, поперёк души,
Вдруг мне некуда стало спешить...
Шаг от пропасти до таких вершин,
Что опять захотелось жить...
Я хотел окликнуть, его догнать,
Чтобы верный спросить маршрут,
Женщин тех, что хотят и умеют ждать,
Тех, которые ищут и пьют...
От судьбы получая затрещины,
Вот он я, сам не свой, на своём стою,
Я ищу в этом городе женщину,
Ту Единственную, свою,
Я ищу в этом городе женщину,
Ту Единственную, свою...
Под эту музыку Дора задумывается о чём-то своём, но Гарика из объятий не выпускает. Тем временем поезд прибывает в Хогвартс, и вся честная компания под проливным дождём добирается до замка, наскоро обсыхают в прихожей и проходят в Большой Зал. Дора садится рядом с Гариком, по другую сторону пристраиваются Сьюзен и Дафна. Гарик оглядывает учительский стол и видит значительно большее количество кресел.
ДОРА: Вон, смотри, это наш старший, Кингсли Шеклболт (показывает на ниггера со шрамом).
ГАРИК: Чё он такой хмурый? С похмела, что ль?
ДОРА: Типа того, он вообще выпить любитель.
ГАРИК: Оно и видно, что как минимум любитель. А может быть, даже профессионал, мастер спирта, так сказать... (Дора давится в кулак) Где только ему шрамов на роже насажали – в кабаке, небось?
ДОРА (сквозь смех): Не знаю, он не говорил.
МакГонагалл тем временем приводит мокрых аки жаба новичков, Шляпа поёт в виде песни нарезку из всевозможной блатной «поэзии». МакГонагалл вопросительно смотрит на Дамблдора, тот разводит руками, ибо справиться со съехавшей с катушек Шляпой не в силах даже он. Распределение проходит аналогично предыдущим годам, на Слизерине снова не оказывается девочек.
ДАМБЛДОР: Я хочу сказать вам только одно слово. Наслаждайтесь!
ГАРИК (себе под нос): Ага, «кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста»... (Дора и Сьюзен прыснули).
Ужин проходит и заканчивается, Дамблдор снова поднимается со своего места.
ДАМБЛДОР: Итак, теперь, когда вы все накормлены и напоены, я ещё раз прошу вашего внимания. У меня для вас имеется несколько сообщений. Смотритель Хогвартса, мистер Филч попросил меня проинформировать вас, что в список предметов, которые запрещается держать в замке, теперь также входят Визжащие Йо-йо, Клыкастые Фрисби и Всёбьющие Бумеранги. В полный список, насколько я знаю, внесено четыреста тридцать семь предметов. Список висит в кабинете мистера Филча, если кто-нибудь пожелает с ним ознакомиться.