Пока у меня еще были запасы дихлофоса, оставшегося после набега на кухню на первом курсе, периодически опрыскивал общагу от насекомых. Один раз вымел из-за занавески какого-то большого дохлого жука, даже необычно как-то, жуки – и в начале зимы. Хотя, неудивительно, значит, кое-кто таки досовался своим длинным носом туда, куда не просят.
Шестого декабря после уроков нас собрала в общаге мадам Спраут, которая сообщила нам об очередном «важном» изобретении Дамблдора:
- Сегодня директор поручил всем объявить, что на каникулах будет проведен Рождественский бал. Как он сказал, это важная часть Турнира, мол, будет способствовать укреплению дружеских связей между нашими школами. Приглашены все ученики, начиная с четвертого курса, но можно пригласить кого-то из младших. Всем нужно быть в праздничных нарядах. Бал начнется в Сочельник в восемь вечера и закончится в полночь. Думаю, что мы за этот бал сможем как следует повеселиться! Кстати, Гарри, директор просил тебе передать пару слов.
- Да, профессор Спраут?
- Поскольку ты тоже Чемпион, тебе явиться на Бал нужно обязательно. Тебе и той, кого ты пригласишь.
- Стесняюсь спросить, мне-то это зачем?
- Вроде бы традиция такая.
- Так я ж и танцевать-то еле умею…
- Все равно, я пыталась что-то объяснить, но Дамблдор был непреклонен. Тебе еще то же самое русский директор скажет, раз ты его команду представляешь.
- С русскими я как-нибудь договорюсь, спасибо, мадам Спраут, – попрощался я. – Э-эх, не знала баба горя – купила порося! – махнув рукой, отправился в свою комнату.
На следующий день действительно предупредили, товарищ Никонов подошел после завтрака.
- Гарик, доброе утро!
- Доброе утро, Степан Григорьич!
- Слыхал, вчера про танцы объявляли.
- Слыхал, что уж тут.
- Мне просили передать, что, раз уж ты от нашей команды выступаешь, то твое участие в этих самых танцах обязательно. Насчет этого директор был категоричен.
- Спасибо, Степан Григорьич, меня уже вчера мадам Спраут, декан наша, тоже перед фактом поставила. Назвали, мол, чемпионом, изволь соответствовать. Черт бы побрал этих англичан с их традициями, вечно, мать…, все самым неудобным образом делается.
- Понимаю тебя.
- Думаете, я зря скатерть-самобранку каждый день с собой таскаю? Это потому, что жрать то, что дают здесь по рабочим дням, невозможно. Меню стандартное, овсянка, тыквенный сок и тому подобное. Глотнул того сока, потом три дня плевался. А на следующий день пошел и устроил чаепитие по-русски, чай из самовара да с булочками. Да Вы и сами все видели.
- Видел, что уж таить, вкусный чай из твоего самовара. Где, кстати, скатерть нашел? Даже в нашей стране их не так уж и много осталось. Секрет изготовления с самой революции пытаемся выяснить, но воз и ныне там.
- В магазине чародейских диковин в Лондоне купил. Продавец говорил, что его дед из России в двадцатом году привез. Полагаю, что из интервенции.
- Ворье, мать…, аглицкое. Не переживай, хорошее дело ты сделал. Оставь скатерть у себя. А переедешь к нам жить, так будет у тебя, чем гостей дорогих встречать.
- Спасибо!
- Не за что! Так что, с этими танцами имей в виду, и ищи девицу, с которой пойдешь. Причем ищи где-то у себя, у нас, как ты видел, их нет.
Значит, танцы. Не до упаду, конечно, как бывало у нас, но все же.
Танцевать я умел, скажу честно, кое-как. Попрыгать, подергать конечностями на дискотеке, пройти медляк с девчонкой какой-нибудь – это я, конечно, мог, что уж скрывать, это все умеют. Так в том-то все и дело, что здесь все обстоит совершенно по-другому. Быстрых танцев тут не будет, все же англичане держатся за свои замшелые традиции с упорством ненормальных, а медляки тут по каким-то неведомым мне правилам танцуют. Не простой медляк, а что-то наподобие – вальсы, менуэты, что там еще было, в упор не помню… короче, всё не так, как у людей.
Ну, а коли не получилось отвертеться от навязанной тягомотины, встает вопрос самый насущный. КОГО ПОЗВАТЬ?
Напомню, что в прошлой жизни у меня с девушками не очень-то и ладилось. Один-единственный роман, продержавшийся дальше второго свидания, в итоге тоже закончился катастрофой и полным разрывом. И где искать ту самую, которая единственная, я накануне своего попадания в упор не знал.
Здесь, на первый взгляд, знакомых девушек вокруг меня вертится гораздо больше. Однако когда стал думать о том, кого позвать на бал в качестве партнерши, вот завертелась в голове старая песня Розенбаума, в незапамятные времена услышанная и наизусть выученная, да и не уходит.
Уже прошло лет тридцать после детства. Уже душою все трудней раздеться. Уже все чаще хочется гулять Не за столом, а старым тихим парком, В котором в сентябре уже не жарко, И молодости листья не сулят, И молодости листья не сулят… [88]
А ведь так оно и есть. Вся беда в их и моем возрасте. Мне ведь не четырнадцать лет, как кто-то мог бы подумать, и не семнадцать, как товарищ комиссар обещал записать в моих бумагах. Мне ведь уже тридцать два, накануне попадания было двадцать девять, и здесь я уже три года, вот и считайте. Через год приду в возраст Иисуса Христа, а на выходе что? Учения я не создал, учеников не собрал… ни жены, ни детей, ни близких друзей, с которыми сколь-нибудь регулярно общались. У них свои семьи, свои жёны и дети, что им старинные приятели по институту…
Близких подруг у меня на данный момент пять, если считать внезапно раскрывшую свою истинную личность Свету, единственную полностью русскую изо всей нашей честной компании. Из этого количества трех младших я воспринимаю сейчас в лучшем случае как сестренок, мелких и несмышленых. Сьюзен и Дафне по четырнадцать лет, причем настоящих четырнадцать, а не так, как у меня, Астории же и того меньше. У них еще только-только все начинается, первая любовь, романы и дневники с сердечками, чтение книжек допоздна в лунные ночи и ожидание прекрасного принца на белом коне... Вот только с принцами нынче проблемы, монархий в Европе осталось мало, и титулованных принцев тоже. На всех не хватит.
То, что я все три предыдущих года болтал с ними за жизнь, это одно, а вот когда дойдет до дел сердечных… Вот хреново у меня было с этим делом, во все времена хреново. И было так, что нравились мне симпатичные девчата, а подойти к ним я не решался, ибо не знал, как и о чем говорить. Да и время было гнилое в прошлой жизни, принцессы тоже избаловались до невозможности. Не нужен им был рай в шалаше, им подавай крутого мачО на белом «мерседесе», чтоб дом на Канарах или на каких островах, чтоб отпуск каждый год на дальних морях, чтоб бабла на шмотки – хоть задницей ешь… А такие понятия, как любовь, верность, семья и счастье, были выброшены девушками того будущего на свалку истории. В самом деле, зачем любить, если всё и так принесут и положат на тарелочке с голубой каемочкой. Зачем хранить верность одному-единственному, если можно раздвинуть ноги перед любым, кто предложит больше или лучше. Счастье виделось в количествах купленных шмоток и тряпок, успешность меряли по модели очередного «яблофона», купил – «модный чел», не купил – «лошок», а семья… зачем семья «современной европейской женщине»? Ее ведь с детства воспитывали, что все мужики – сволочи, а потому надо быть холодной и расчетливой, но своего не упускать. Вот и получили на выходе, что девушек, которые не отреклись от сердца и души ради погони за баблом и прочими ложными целями вроде карьеры или богатства, можно было по пальцам пересчитать.
Та, с которой я в том времени встречался, тоже по факту оказалась такой же. Поначалу изображала, что нравлюсь я ей, а потом стало выясняться. И на машине ее возить надобно было везде и всюду, на поезде ко мне в гости приехать она не желала, ей, видите ли, два часа в вагоне ехать не по нраву. Хотя я звал приезжать в любой момент и обещал стол и ночлег. Позвал ее как-то раз на дачу к нам на шашлыки, так сидела сиднем весь день на лавке и ждала, пока готовое угощение принесут, в то время как все мы, что я, что родители мои, мотались с лопатами и граблями по участку. Весна, работы много, каждые руки на счету, за день порой так с лопатой навкалываешься, что потом спина не разгибается. Сейчас, уже здесь, мадам Спраут удивляется, откуда я, вроде бы выходец из аристократического рода (это она мою тушку имеет в виду, сами-то мы происхождения насквозь рабоче-крестьянского), знаю, с какого конца браться за лопату, как рубить дрова, топить печку и косить траву. А вот оттуда и знаю, спасибо отцу да матери, да деду покойному, научили и приохотили.