- Чем сие грозит лично мне, тащ комиссар?
- Пока ничем, если не будешь нарушать советских законов. Но в дальнейшем постараемся тебя вытащить к нам, дать гражданство и поселить, куда ты укажешь.
- Вот за это большое Вам спасибо. Могу, кстати, в знак признательности своей передать в дар Советскому государству библиотеку некоего мэтра Николя Фламеля.
- Чего? Фламель? Николя Фламель, тот самый знаменитый ученый-алхимик средневековья? – опешил товарищ комиссар.
- Тот самый, создатель философского камня. Совершенно случайно я был с ним знаком, уже в этой, разумеется, жизни.
- А самого его уговорить никак?
- Увы, тащ комиссар, поскольку прошлой весной он покинул сей бренный мир. А свои книги завещал нам с Дорой. Всё в доме семейства Тонкс, адрес я Вам давал, письмо, если нужно, напишу. Лично мне, если быть честным, алхимические фолианты будут без надобности, все равно я латынь не понимаю, а вот у вас или в Академии наук такому приобретению будут очень рады.
- Не то слово «рады»! – воскликнул товарищ комиссар. – Если бы ты знал, ЧТО ты нам только что подарил! Этим книгам цены нет! Никаких денег не хватит, чтобы законную четверть клада выплатить. Это уже не только гражданством, – чекист усмехнулся. – Это уже чем-то посущественнее пахнет. Так что пиши свое письмо, а мы уже разберемся. Как там твою подружку, кстати? Дора? Не та ли особа с сиреневыми волосами, что к нам приходила Новый год встречать?
- Она самая. Четвертый год уже ее агитирую в Союз перебираться. Судя по всему, она не против.
- Правильно делаешь, что агитируешь. Ей, кстати, в таком случае тоже повезет с гражданством. Русский язык хоть учит?
- Сам же ее и учу, песни, во всяком случае, понимает.
- Тогда поймет и остальное.
- Это ж они, тащ комиссар, тогда с Гариком познакомились, когда я его за книжками водила три года назад, – вставляет слово Света. – Да Вы помните, я в своем отчете сообщала.
- Помню, помню. Тонкс, Нимфадора Андромеда, семьдесят четвертого, не была, не имеет, двоюродная племянница некоего Блэка, Сириуса Ориона. Особые приметы – метаморф, имеет способность изменять собственное лицо и тело, как ей вздумается, хотя прибегать к этой своей способности очень не любит. В общем, для нашей конторы был бы ценный сотрудник, да только вряд ли она захочет. Ладно, в следующий раз появится здесь – дайте знать, я с ней поговорю сам. А ты, Гарик, сообщи своей подруге, что, пожелай она перебираться к нам, место на пароходе ей гарантировано. Капитана я предупрежу. Договорились?
- Договорились, тащ комиссар.
- Вот и отлично. Иди, Штирлиц, тебя, наверное, уже ищут. Света, проведи его…
Сестры Гринграсс после каникул так в школу и не вернулись. Числа так четвертого я получил от них пространное письмо, в котором Дафна и Астория очень извинялись, что не смогли прийти попрощаться по-людски, но приглашали к себе в гости. Как я уже знал, они поехали на Новый Год в Северную Италию, где неподалеку от Милана живут их двоюродные дедушка и бабушка по материнской линии. Выяснилось, что старики, прекрасно зная обстановку на туманном Альбионе, наотрез отказались отпускать внучатых племянниц обратно. Собственно говоря, и Альфред с Джулией, насколько я знал от Сириуса, давно искали пути отхода, а тут такая возможность подвернулась. В общем, с Нового года Дафна и Астория пошли учиться в чародейский лицей в городе Милане, куда и приглашали в гости. Позавидовал им белой завистью, они-то теперь точно в безопасности. Северная Италия в этом мире за наших, в Милане штаб Группы советских войск под командованием генерала армии Лебедя, на аэродромах базируются наши Ту-22, а у причалов Генуи стоят корабли советского флота. Так что за сестер Гринграсс я теперь был спокоен. Написал им ответ и пожелал обеим удачи. Даст Бог, приеду туристом, так и загляну в гости.
Середина января ознаменовалась крупным инцидентом, приведшим к серьезному ухудшению отношений между СССР и Данией. Дело все в том, что не в меру ретивые работники датской социальной службы по надзору за детьми забрали ребенка у семьи советских туристов с проходившего Копенгаген туристического теплохода, возвращавшегося с Кубы в Ленинград. Забрали, по сообщениям из газет, потому, что, когда ребенок в кафе начал кидаться мороженым в соседей, мать по привычке принялась воспитывать разоравшееся чадо в нашем советском стиле. Ребенка забрали на попечение социальных служб Датской короны, а безутешной матери назначили штраф. Разбор полетов показал, что это, оказывается, сработала так называемая «система ювенальной юстиции», действующая в королевстве Датском вот уже несколько лет и предписывающая отбирать детей из семьи на государственное попечительство в случае нарушения так называемых «прав ребенка». Ох, помню, в иной истории двадцать лет тому вперед горя эта чертова юстиция принесла – никакой мерой не измерить. И ведь были же процессы, были леденящие душу истории, как детей, изъятых этой самой юстицией, отдавали потом на усыновление любой иностранной швали вплоть до открытых петухов. А российское правосудие почти всегда оказывалось беззубым против открыто служащих Врагу рода человеческого западных воротил…
Здесь же всё вышло совсем по-другому. Видимо, датчане в процессе изъятия не догадывались, с кем связались. Потому что когда поняли, было уже поздно. Как только об этом датском инциденте стало известно Жигулёвскому, Верховный пришел в бешенство и приказал частям морской пехоты Балтийского флота исправить ситуацию. Доблестные морпехи не подкачали, и ребенка вернули матери. Вот только при этом все до единого работники датской социальной службы отправились в ад от острого свинцового отравления, несовместимого с жизнью. Здание этой самой службы сгорело дотла вместе со всеми бумагами, что в нем лежали. Пощадили только секретаршу, которая работала там «без году неделя» и по причине своей молодости сама еще ни о чем не знала, но ее какой-то бравый сержант утащил с собой в качестве трофея.
Сам же Жигулёвский, все еще под впечатлением от произошедшего, лично вписал в Уголовный кодекс СССР статью, в которой русским по белому говорилось, что, случись возникнуть в отношении советских детей и их родителей еще одному подобному инциденту, всем до единого виновным в качестве меры соцзащиты будет присужден расстрел вне зависимости от гражданства, места проживания и социального положения. При взятии с поличным разрешается исполнять не в меру ретивых соцработников на месте. В качестве профилактики аналогичную меру наказания прописали и для тех, кто посмеет даже заикнуться о каких-то «правах ребенка» в современном европейском понимании этого слова.
Шум поднялся страшный, Европа в буквальном смысле взвыла. Особо усердствовала председательствовавшая тогда в Европейском сообществе Голландия. Гаага [96] закидала Кремль нотами протеста, особо делая акцент на «нерушимости прав ребенка и человека». В ответ Жигулёвский, никогда за словом в карман не лезший и в выражениях привыкший не стесняться, в прямом эфире наорал на представителей «просвещенной» Европы. Если опустить множество непонятных европейскому уху русских народных выражений, то мы услышали в эфире примерно вот что:
…«европейцы совсем выжили из ума, везде и всюду ставя во главу угла так называемые «права человека» и с упрямством ишаков настаивая на их неукоснительном соблюдении, но при этом забывая упоминать, о КАКИХ именно правах и КАКОГО именно человека идет речь. У нас в Советском Союзе семейные ценности носят статус высших, священных, и охраняются государством на самом высоком уровне. Эти же выродки, прикрываясь бумажками социальной службы, попытались разрушить одну из наших советских семей, наглым образом забрав ребенка на попечение своего гнилого капиталистического государства. Запомните раз и навсегда, никакое государство не даст ребенку той защиты, того воспитания и того человеческого счастья, какое дают родители, свои, родные. Так что запомните, зарубите себе на своем длинном носу, мы никому не позволим посягать на наших детей, так и передайте своим социальным работникам! Кто сунет свой нос в наш семейный быт, тому мы башку отхватим! Наши дети – это наши дети, и не вам нас учить, как их воспитывать! Если какая-то демократическая гнида еще раз попробует наложить лапу на наших детей, злоупотребив их главным правом – правом жить в своей семье со своими родителями, она заплатит за это своей собственной шкурой!»…