Ребята рассредоточились по позициям. У каждого в руках была палка, мальчишеской фантазией превращённая во всамделишное оружие. У Вовчика то была снайперская винтовка, у Горки – автомат, за поясом висел пистолет, а Серый любил пулемёты и гранаты, роль которых исполняли тщательно отобранные (по форме) накануне камни.
– Ждать, – приказал Вовка.
Лешие наступали.
– Жда-ать! – повторил он, стараясь подпустить передовые отряды поближе, чтобы бить наверняка.
И вот, наконец, момент настал.
– Ну, мужики, – сказал Вовчик, – отступать нам нельзя. Кто кроме нас защитит наш двор? Держитесь!!!
Мужики сдвинули брови, насупились. Бой был принят.
Сухо забахала снайперка, звонко затрещал автомат, грозно загромыхал пулемёт. Началось сражение возможное только во дворах домов, где летними днями шумно от детского крика и тесно от фантазий. Здесь могли одновременно сталкиваться индейцы и ковбойцы, звёздные путешественники и лётчики-истребители, негры с юга Африки и мамонты из Заполярья, а совсем рядом могли мирно соседствовать девчонки с куклами, кормя их песком из бутылочки и лепестками одуванчика с листочка подорожника.
Это был самый настоящий, шумный двор среднего города, полного юной жизни.
Вся троица сражалась храбро, каждый помогал друг другу, подбадривал и совершал героические поступки. Горка лихо сшиб лешего пистолетом прямо с плеч Вовки, когда тот выцеливал особо изворотливого среди стволов деревьев, а Серый строчил из пулемёта, как швейная машинка.
«Тр-р-р-р-р-р-р» – не уставал он, прерываясь на секунды, чтобы вставить новую ленту на сотню патронов.
– Перезаряжаю! – кричал Серый и Горка переносил огонь на его квадрат.
– Прикрой! – и Вовка начинал стрелять в два раза быстрее, лишь бы не дать лесовикам подобраться к линии обороны.
Лешие усилили натиск, в ход пошли гранаты.
– Перехожу на автоматический режим! – крикнул вспотевший Вовка, – Буду бить без прицела!
Горка дал очередь и Вовка перебежал к толстому пеньку, куда приспособил винтовку. Он тут же попал по двум лешим, подкравшимся с боков.
– Вот, гады!
Сражение было нешуточным. Самым же удивительным было то, что ни один леший не пострадал. Ни Вовчик, ни Горка, ни даже Серый строчивший из пулемёта, как сверчки вечером, не старались убить их. Ведь, как достоверно знали из книг друзья, лесовики когда-то были хорошими и только злой Морок обманул их, обвёл вокруг пальца и заколдовал, сделав их злобными, заставил перепутать город с лесом. И самое плохое заключалось в том, что эти бедные лесные создания, даже не подозревали об этом, ведь вместо города им мерещился родной лес, в который вторглись люди.
Друзья освобождали их, они стреляли специальными патронами, которые попадая в леших, развеивали наваждение и те приходили в себя.
– У меня двадцать есть! – со снайперской точностью подсчитывал Вовчик.
– Тридцать два!
– Не ври! У тебя очередь скосила по деревьям, я видел!
– Ничего она не скосила! Двадцать девятый у тебя на плечах сидел. Вон с тополя прыгнул, а ещё двоих я лимонкой подцепил.
– Сорок семь! – продолжал строчить Серый, не жалея патронов, – Т-р-р-р-р! Сорок восемь! Сорок девять!
Он даже специально выучился быстрому счёту до тысячи, чтобы без запинок перечислять цифры и всегда иметь самый большой счёт.
– Так не честно!
– У меня пулемёт, всё честно!
«Трата-та-та», «Бу-БУХ!».
Друзья были заняты. Мимо них проносились взрослые, даже в выходные не находя покоя, редко глядя куда-то, кроме пяти метров перед собой. По дороге слева с пшиканьем проезжали автобусы, их обгоняли легковушки, тащились грузовики. Пробегали и другие дети, играющие в свои игры, но никто из них не попадал в поле зрения работавшей на полную мощность фантазии отважной тройки. Лишь мальчик с чёрными волосами, как будто видел всё, чем так увлеклись друзья. Да и он лишь скосил взгляд, ухмыльнулся и пропал, завернув за угол дома.
Наконец, когда даже у Серого устал язык, и его пулемёт начал давать сбои, последние лешие были освобождены. Шатаясь, цепляясь друг за друга, не понимая, каким таким образом вдруг оказались в городе – они покидали его. Всё здесь было им невыносимо, они скорее хотели уйти в родную тайгу и найти того, кто так их облапошил, чтоб серьёзно поговорить с ним.