Вовк пошевелился. Что-то было не так. Не сразу он понял, что не просто лежит на какой-то мягкой кровати, но весит в воздухе, ставшем под ним плотным, как какой-нибудь матрас.
– Ой, – испугался Вова и задёргал ногами и руками.
Старец, почувствовав, что позади него началось движение, прекратил напевать себе под нос, развернулся.
– Ах, вот и гость наш проснулся! – обрадовался он, – Стой, стой! Не переживай ты так, не переживай! Никуда не свалишься, подожди.
Однако Вовчик не успокаивался. Он хотел спрыгнуть, встать на ноги – ему казалось, что он вот-вот должен упасть, но, почему-то до сих пор не упал. Старец подошёл к вертящемуся ужом в воздухе Вове.
– Подожди, подожди, – ласково проговорил он.
Только тогда Вовка на мгновение остановился. Старец легонько, как пёрышком, коснулся его и тот, как-то сам по себе, оказался на ногах.
Старец широко улыбнулся, довольный своим фокусом.
– Ну, как? – склонив голову набок, с участием поинтересовался он, – крепко стоишь? Силы вернулись?
Вова переступил с ноги на ногу.
– Д-да, кажется крепко, – и тут же одна нога подкосилась. Силы вернулись, но далеко не все.
– Ай-ай, – покачала головой старец.
Вовк, не обращая на слабость внимание, украдкой повернул голову налево, направо, стараясь понять, где он находится. Если стены, потолок здесь и были, то ровный, плотный свет не давал их увидеть. Поэтому казалось, что стоит он посреди бесконечного белого пространства. Да и стоит ли? Не висит ли в воздухе? Вова пристукнул ногой. Нет, всё-таки стоит.
– Не ошибусь, если скажу, что стоит подкрепиться. Поэтому! – предупреждая вопросы, уже хотевшие выскочить из Вовчика – он видел, с каким любопытством его гость осматривается – старец поднял палец вверх и закачал головой, – сначала пьём чай, а там и познакомимся. Чай, прежде всего! Ох, как я люблю его! Он силу вливает внутрь, ну а вместе со свежей баранкой и вареньем ещё и радость. Правда же?
Ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Да и какой ребёнок не согласится пропустить ужин и сразу приступить к вкусному?
Старец лукаво подмигнул, поманил гостя за собой. И хорошо, что так сделал, иначе Вовке, наверняка, пришлось бы объяснять, почему его рот раскрыт неприлично широко. Но, как по-другому, если одет старец был в свободную рубаху, подпоясанную в талии, широкие штаны – ну, в точности, как с картинок в книжках с русскими народными сказками, – и… кеды. Вове, даже, показалось, что на них было написано «адидас».
На удивление лёгкой походкой, старец пошёл вперёд. Вова не понял куда же они должны пойти, если вокруг лишь один свет и ничего больше, но тут же увидел, не замеченные раньше: круглый стол и стулья вокруг него. Вполне может быть, что их и не было до этого. В конце концов, были же они в месте, которое, как уже понял для себя Вова, было нигде.
«Вот бы там были ватрушки!» – подумал он. Живот согласился.
Точнёхонько посреди стола стоял, искусной работы, медный самовар. Рядом приютились четыре чашки чая – невесомые, из такого тонкого фарфора они были сделаны, как листок бумаги – и целая тарелка баранок, сушек, кулечей и, как будто по заказу, ватрушек. Ещё были глубокие пиалы – с мёдом, вареньем, конфитюром и шоколадной пастой.
– Дань времени, – кивнул на две последние тарелки старец и тут же воскликнул:
– Э-эх, – молодцевато подвинулся он к столу, – Выбирай любое место и садись, не стесняйся. Тебе надо подкрепиться. Знаю, надо.
Вова неловко запрыгнул на высокий стул справа от старца.
– Наливай, наливай, – услышал он приглашение чаёвничать, – видишь, как я.
Старец поднял чашку, украшенную тонкими узорами медной краски, похожими на виноградные усики, поднёс к кранику самовара. Уже готовый чай полился сам собой. Так же сам собой и перестал литься, когда чашка заполнилась.
Вова повторил, украдкой рассматривая старца, увлечённо выбирающего сушку и, кажется, потерявшего из внимания своего гостя.
Рука его зависла над тарелкой, а тонкие, длинные пальцы, как будто перебирали какие-то невидимые струны в воздухе. Глаза – василькового цвета – буквально лучились задорным счастьем, как у какого-нибудь маленького, только что нашкодившего, ребёнка, знавшего это, но так же знавшего и то, что за эту милую шкоду его не накажут. Почему-то Вове они напомнили Сёмку. Судорожный вздох попытался прорваться из глубины его груди. Вова, испугавшись не мальчиковой слабости, попытался его остановить. У него почти получилось. Он икнул.