После этой речи Витька, потирая челюсть и слегка пошатываясь, исчез в темноте.
Пока шли до дома, Вовка устал от восторженного описания боя. Мишка то и дело комментировал:
— Он ногой, а ты ее рукой отбил! А он со всего размаха! А ты ему в челюсть тырс и отрубил!
— Дома не говори, — буркнул Вовка перед дверями, Мишка послушно кивнул головой. Но когда они зашли в дом, Мишка вылетел в комнату, где за столом сидели родители, и с ходу заорал:
— А Вовка сейчас Графа вырубил! На нас у дома Кияновых его кодла наехала, а Вовка один на один Графа уделал.
Мать побледнела и ахнула. А вот эмоции Павла Александровича были не так понятны.
Он почти не изменился в лице и с надеждой спросил:
— Вовка, это правда, точно отрубил Витьку?
— Да, папа, одним ударом, — кратко прозвучал ответ.
Отец медленно встал из-за стола и почти уперся головой в потолок.
— Мать, — сказал он, — достань-ка чекушку, которая у тебя лежит, это дело надо отметить! Я уже не верил, что такое случится. Вовка, иди ко мне, дай тебя обниму, сынок, нет, все-таки заиграла в тебе моя кровь!
Недовольная мать со стуком поставила на стол чекушку водки. А Павел Александрович тем временем шарил по карманам.
Он вытащил из них несколько бумажек и сказал:
— Вот, бери, тут на мяч должно хватить. Это тебе мой подарок за то, что человеком стал, а не размазней. — Потом обратился к матери: — Ну что, Люда, нахмурилась, радоваться надо, а то всю дорогу парень битый приходил, а теперь, вишь, как дело повернулось. Хоть не стыдно соседям в глаза смотреть.
Павел Александрович налил граненый стаканчик себе, а во второй чисто символически налил несколько капель.
— Ну, Люда, давай за наших обормотов, чтобы все у них было хорошо.
Он единым махом опорожнил стопку и тут же налил себе следующую. Выпил ее уже без тостов, с сожалением посмотрел на пустую бутылку и принялся за свежую картошку, поджаренную на плохом подсолнечном масле. Вовка и Мишка, усевшись за стол, не отставали от него. А мама, уже поужинавшая, с удовольствием глядела на своих мужчин. Но затем она устроила Вовке целый допрос, и с каждым его ответом становилась все мрачнее и, наконец, заплакала.
— Ну что ты плачешь, Людочка, — неожиданно ласково заговорил ее муж, — ну забыл парень после молнии что-то, со временем пройдет, а может, и к лучшему, если бы помнил, как его Витька колотил, и сдачи не смог бы дать как следует. Главное, доктора сказали, что здоров, так что пусть гуляют, пока время есть. В следующем году уже так не получится, на завод его возьму, пусть в учениках слесаря поработает. А ты смотри, Вовка, нынче тебе в восьмой класс идти, а ты не помнишь ничего, так что придется вечерами учебники читать.
По окончанию нравоучений и мытья посуды все уселись за стол и начали играть в лото под звуки классической музыки из репродуктора.
Через час отец скомандовал спать, Мишка полез на верхнюю койку, а Вовка улегся вниз.
Свет был потушен, за окном была темнота, и только от завода слышался далекий скрежет работающих механизмов.
Вовка лежал на кровати, упершись взглядом в доски второго яруса, сна не было ни в одном глазу Минут через двадцать, когда Мишка громко засопел, за ситцевой занавеской у родителей ритмично заскрипела кровать, вскоре раздался сдавленный женский стон, после чего оттуда донесся храп отца.
Вовка все не мог заснуть, он думал, что и как делать. Плыть по течению, оканчивать школу, поступать учиться дальше или сразу пробиваться в футболе, показать себя, хотя что значит в это время быть футболистом, ничего особенного, только известность, от которой нет особого проку. Так ничего и не придумав, он решил, что пока надо просто жить и, только осмотревшись, предпринимать какие-либо шаги. Все же он через какое-то время заснул, несмотря на шипение закончившего передачи радио.
Его, как и родителей, разбудил рупор.
Отец и мать, переговариваясь, одевались у себя за занавеской, Мишка спал как убитый, несмотря ни на что. В рупоре играл гимн Советского Союза.
Отец, выйдя в комнату, удивленно посмотрел на него.
— А ты чего вскочил, спал бы еще. Куда тебе торопиться?
— Да не, батя, — сказал Вовка, — что-то не спится, сейчас на зарядку сбегаю, потом ополоснусь.
— Мать, ты слыхала, что сын говорит, — засмеялся отец, — а ты рыдала вчера, всех бы так молния ударяла, было бы здорово.