Фашисты запретили выходить им из траншеи ночью. За нарушение - расстрел. Днём разрешалось в определённые часы ходить около траншеи под надзором солдат.
- Ты поняла, что задумали эти изверги? - спросил отец у матери.
Та только заохала.
- Это они себя обезопасить хотят, понимаешь? Мы у них вроде щита. Заметила, как они боятся наших? Из-за нас не станут стрелять наши артиллеристы.
А этим извергам спокойнее.
- Давайте не выходить из траншеи! Пусть бьют наши! - сказал Вовка.
И как бы в ответ на его слова в окоп спрыгнул солдат и погнал их на «прогулку». Только матери разрешили остаться. Даже немцу было ясно, что она не может встать.
Прошло пол месяца, и наши не сделали ни одного выстрела по этому участку немецкой обороны. А за траншейными узниками фашисты по-прежнему строго следили.
- Дожили, пособниками врагу стали, - сокрушался отец.
- Не убивайся, есть уже почти нечего, скоро околеем с голоду! - тихо говорила мать.- Только сыночка жалко… Если выживет - сиротой останется! - И мать принималась плакать. Сил у неё не было, и плакала она беззвучно, долго.
- Что ты, мамань, все живы будем! Наши скоро в наступление пойдут, выбьют фашистов, освободят нас, тебя лечить будут!
И голодно было, и дождь мочил, и давно уже опостылело сидеть в этой грязной траншее, но Вовка понимал, что надо терпеть. И терпел.
Незаметно высунувшись из окопа, он часами наблюдал за тем, что делается на вражеской стороне. И за эти полмесяца невольно запомнил, где у них стоят пулемёты, пушки, где находятся наблюдательные пункты, офицерские блиндажи, кухня, обозы… Вся жизнь немцев была у него как на ладони. А когда ему надоело смотреть на немцев, он переходил на другую сторону окопа и с надеждой смотрел на наши позиции. Но они находились за рекой, за низиной, и Вовка мало что мог разглядеть.
Вовке было уже десять лет. На его глазах фашисты сожгли деревню, убили много жителей. Он видел, как мучаются мать и отец, и мальчик ненавидел фашистов лютой ненавистью. С врагом надо бороться, мстить ему, но как? Вовка строил планы один фантастичнее другого, понимал их несбыточность. Но сегодня этому бездействию пришёл конец. Вовка проснулся с твёрдым решением во что бы то ни стало проникнуть к нашим.
3
Немцы не разрешали им ходить за водой к реке. К небольшой доске, лежавшей на бруствере траншейного выступа, отец приладил желобок из куска берёсты. В дождь вода стекала по желобку в банку. Эту-то дождевую воду они пили, ею же, если хватало, и умывались. Но сегодня банка была пуста.
Отец и мать ещё спят. Осторожно, чтобы не разбудить их, Вовка встал и, взяв банку, вылез из траншеи. Он не чувствовал страха, только лёгкий холодок в груди. Подняв над головой банку - пусть видят, что он идёт за водой,- Вовка пошёл вниз, к реке. Его никто не окликнул. Он ускорил шаг.
«Нет, на реку я сегодня не пойду, далеко, поверну в овраг, там ручей. Пусть привыкнут к тому, что я хожу за водой…»
Вовка спустился на дно оврага и пошёл к ручью. Он ещё не верил, что всё так легко сошло ему, ждал, что вот-вот кто-то побежит за ним или начнёт стрелять. Овраг был глубокий, заросший травой и кустарником.
А вот и ручей. Вовка сел на корточки, подставил под струйку едва пульсирующего фонтанчика банку и вдоволь напился. Потом вымыл руки, лицо.
Он на мгновение забыл о грозящей ему опасности. И вода была вкусна, и солнце ласково грело, и очень уж хотелось растянуться на траве, полежать. Но немецкая речь, неожиданно прозвучавшая совсем рядом, заставила мальчика вздрогнуть. Он тихонько отполз от родника и спрятался в кустах. Солдаты оживлённо переговаривались, и Вовка понял, что идут они не за ним. Вот они прошли овраг, поднялись наверх и направились в сторону деревни.
Подниматься по крутому склону оврага с водой было нелегко. Вовка дорожил каждой каплей, смотрел под ноги, чтобы не зацепиться. Но вот он выбрался из оврага и поднял голову - перед ним стоял немец. Он молча взял банку, осмотрел её на свет и вылил воду в свою флягу.
Потом уже из фляги сделал несколько глотков, и его толстое, заросшее рыжей щетиной лицо расплылось в улыбке.
- Гут! Зер гут! Карашо! - рявкнул он и похлопал Вовку по плечу.- Я всё видель! - добавил он.
Вовка ничего не ответил. «Чёрт с ней, с водой! Ведь немец не ругал меня, что я отошёл от траншеи. Завтра пойду снова, потом ещё и ещё. Может, так и приучу…» - рассуждал Вовка.
- Что же ты, сынок, погубить нас раньше времени хочешь? - запричитала мать, когда Вовка спрыгнул в траншею.- Не ровен час, выстрелят - и всё! Сказано сидеть - и сиди!