Вовкин папа вскачь перелетел через реку, подхватил сына, расстегнул шинель и прикрыл его полами.
— Руководите переправой! — крикнул он сержанту и, пришпорив лошадь, помчался к заставу,
Очутившись в воде, Вовка так оцепенел, что не мог и звука из себя выдавить. Не смог он произнести ни слова и тогда, когда Светка держала его за штаны. Под шинелью у отца он вдруг почувствовал горячий комок у горла, защипало в носу, но лошадь неслась так быстро, что у Вовки перехватило дыхание, было не до плача. А потом он стал согреваться, и страх прошёл. Он даже увидел себя вроде как героем. Только одно было неприятно: спасла-то его Светка, и как спасла — за штаны поймала!..
Светка отделалась лёгким испугом: её корзина даже не коснулась воды.
От реки до заставы было всего полкилометра. Отец так гнал лошадь, что они мигом очутились на заставе. Вовка ничего толком не успел рассмотреть, пока отец, соскочив с лошади, не внёс его в дом. В комнате отец стащил с Вовки всё, вплоть до трусов, уложил в кровать и принялся растирать одеколоном, да так старательно, что вскоре Вовке стало жарко.
— Ничего… Ничего! — приговаривал отец. — Здоровее будешь, сынок! Привыкай к пограничной обстановке… Как самочувствие?
— Есть самочувствие! — по-военному ответил Вовка. — А мама не намокла?
— Сейчас и мама приедет… Думаю, они перебрались без приключений.
— А Светка тут будет жить? — неожиданно спросил он.
— Тут, тут… — стал успокаивать его отец, не поняв, почему Вовка спросил о Светке. — В этом же доме. Их квартира за стеной… Вход с другой стороны. Лежи, лежи, а я пойду наших встречать. Слышишь, не раскрывайся и с кровати не вставай…
Вовка остался один в просторной комнате, залитой солнечным светом. В этой комнате, не то что в избе бабы Марфы и деда Матвея, лишь пол и потолок были деревянными, а стены оклеены обоями зеленоватого цвета. Двери и рамы трёх окон выкрашены белой краской, под потолком висел круглый шёлковый абажур жёлтого цвета, а на одной из стен охотничье, конечно папино, ружьё и патронташ с сеткой-ягдташем. (Это потом Вовка узнал, что они так называются.)
Кровать стояла у стены напротив окон. Вовка приподнял голову и посмотрел в окно. Он увидел солдата с автоматом на груди, стоящего под навесом деревянного гриба. Справа виднелся угол какого-то бревенчатого дома. А слева, уже привычный и знакомый, темнел лес, он начинался прямо за частоколом забора. За спиной солдата-часового лежало ровное заснеженное пространство. Теперь Вовка учёный: это могло быть и лугом и болотом…
Но, конечно же, это озеро, решил Вовка, ведь Светка говорила про озеро, в котором какой-то сержант Куликов ловит рыбу.
И тут Вовка забыл про наказ отца, вскочил с кровати и подбежал к окну. Хотелось ему поскорее увидеть сержанта-рыболова! Но на озере не было ни души. Не бегали по двору и собаки, Вовка, конечно, сразу узнал бы Хмурого.
Может, в другое окно можно было увидеть ещё что-нибудь, но Вовке вдруг стало так холодно, что он торопливо вскарабкался на кровать и укрылся одеялом с головой. Прошла минута, другая, а озноб всё не проходил, одеяло не хотело греть и лежало на Вовке каким-то снежным сугробом.
«Там знаешь какая холодюга!» — вспомнились Вовке слова Сеньки-тюбетейки, и ему стало так грустно, так жалко себя, что он, натянув ещё больше одеяло на голову, тихонько заскулил…
Запоздалое письмо
Никто не переводил заставу на тревожный режим, на границе было спокойно. Возвращаясь с наряда, пограничники докладывали: «Никаких происшествий не случилось».
И всё же застава жила в тревоге.
— Ну как он? — спрашивали солдаты у дежурного, показывая на окна квартиры начальника.
Дежурный пожимал плечами: ничего определённого…