- Да, всё нормально, баб, дай воды попить, домой вот иду от бабы Давыдовой, у неё ружьё забрал, папка завтра на охоту собрался, вот несу ему.
- Да, тяжело ведь тебе, касатик! Пусть отец сам бы и нёс, я вот ему потом скажу пару ласковых, как детишек надрывать! А чего ж воды-то, ты вот молочка попей, да и пирожки у меня есть и с капустой и с картошкой.
- Молоко я уже попил, воды бы мне. Да и не тяжело мне вовсе, просто на улице жарко. Ну, и пирожка два я возьму на дорожку, ладно, баб?
- Да хоть четыре возьми, Славку там дома угостишь от меня, а чё он-то не пошёл за ружьём этим, он-то больше тебя и постарше.
- На рыбалке Славка, а мне и не тяжело ни сколечки. Ну, я пошёл.
И разве мог он сознаться, что тяжеловато ему, не по-мужски бы это было, хоть и тяжело, но зато какая гордость, ведь, не каждый день пацаны по деревне с ружьём настоящим ходят!
В переулках деревенская ребятня с завистью смотрели на Вовку, вернее на ружьё и патронташ с патронами и предлагали ему свою помощь, но он никому не мог доверить это дело:
- Баловство это всё! А вдруг оно ещё выстрелит, отвечай потом за вас!
...Домой он добрался в сумерках, в переулке его встречали взволнованные отец, мать и старший брат.
Встреча состоялась недалеко от дома, отец забрал у него ружьё, мать - патронташ. Уставший Вовка вытащил из кармана два помятых пирога и отдал брату:
- Баба Поля тебе передала!
- Ох ты, кормилец наш! - Засмеялась мать, взяла Вовку за руку, и они пошли к дому.
Только позже он понял, что они за него сильно переживали, но это будет позже, а сейчас он брёл к дому в полусонном состоянии. Эту ночь он спал, как убитый. И снилось ему цветочное, мирное поле, с бабочками, перелетающими с цветка на цветок, и яркое тёплое солнце.
1963
Прощай, деревня
Весной и летом 1963 года произошли глобальные изменения, которые, вскоре, изменили весь отлаженный ритм деревенской жизни. Село перестало быть районным центром, и было упразднено в обычное сельское поселение, в связи с укрупнением двух районов в один большой.
Для Вовки, как и для других ребятишек, вроде бы ничего не изменилось, но из разговоров взрослых он понял, что это плохо, что это принесёт много проблем и неустройств.
Вскоре так всё и получилось.
Сначала, из магазинов исчезли любимые Вовкой пряники: белые "мятные" и, мягкие и сладкие - "северные". Потом полки прилавков в магазине стали пустеть с каждым днём всё больше и больше. А затем, с наступлением осени, вся их семья стала вечерами ходить в магазин за хлебом, где всегда приветливая знакомая продавец почему-то сперва зачитывала фамилии своих односельчан по списку, а потом продавала вызванным из очереди по половинке булки хлеба на каждого члена семьи, и только на тех, кто пришёл в магазин. Каждый вечер у магазина постоянно стало собираться чуть ли не всё село, почти как на майские демонстрации.
Всё это для Вовки было странно и непонятно. А дальше становилось хуже - об этом он стал слышать от взрослых. Потом Вовка стал ходить провожать своих друзей, почему-то уезжающих с родителями жить в Барнаул или другие города. Его родители тоже стали поговаривать о переезде. И вскоре Вовка узнал, что их семья вместе с несколькими другими семьями собирается уезжать на какой-то далёкий Север.
Так в его родной деревне началось массовое переселение людей в разные города страны. Вовка тогда ещё не знал, что такое в стране случается регулярно с интервалом в несколько десятков лет, об этом он узнает позже. А сейчас он готовился к отъезду и был очень рад тому, что на Север они полетят на самолёте, он ещё никогда не летал, но видел самолёт-кукурузник, частенько пролетавший летом над полем на краю деревни.
Последние дни перед отъездом он до самого темна бегал по родственникам и тем излюбленным местам, где любил проводить время, играя в компании сверстников в войну, где иногда в одиночестве любил отдохнуть от беготни и пофантазировать, прощался с родной черёмухой, которая обильно росла зарослями в огороде и которая спасала его от обид и понимала все его горести и мысли, всегда успокаивала шелестом листьев и мягкой прохладой в летнюю жару.
И вот уже несколько недель Вовка готовился к отъезду на Север, в далёкий, незнакомый Норильск, складывал отдельно свои игрушки: деревянный автомат, вырезанный из дерева двоюродным братом, пару корабликом, выструганных им самим из коры дерева, металлического мотоциклиста на мотоцикле, подаренного "крёстным".
И вот подошло время отъезда: холодным ноябрьским днём они уезжали со своей маленькой родины, уезжали сразу три семьи, шесть взрослых и девять ребятишек от 3 до 13 лет. Родители, прощаясь с родственниками, смахивали набегающие слёзы, а детям было интересно - их ждало что-то новое и неизведанное. С небогатыми пожитками, по одному - два фанерных чемодана на семью, они погрузились на полуторку, укрывшись старыми одеялами и тулупами, которая повезла их, заметая следы снежной позёмкой из-под колёс, в город Барнаул, откуда они полетят на далёкий и неизвестный Север, полетят далеко-далеко от родной стороны.
Вовка, сидевший в кабине рядом с шофёром, смотрел на бегущую вдаль дорогу и думал о чём-то своём, может он вспоминал об уходящей в прошлое деревенской жизни, а может, думал и мечтал о наступающей новой; он сидел тихо и спокойно, молча глядя на бегущую в свете фар зимнюю дорогу, возможно, думая о том, какой она будет для их семьи и куда она его приведёт.
В его жизни это было второй раз, когда он ехал далеко из своей деревни. Первый раз-это было давно, когда ему было четыре года, он с матерью, дедом Ильёй, которого в деревне звали "Колчак", и бабой Дашей ездили в Ленинград. Но тогда они ездили просто в гости и ненадолго - потом опять вернулись домой, в деревню. А сейчас он ехал в новую жизнь, в своё новое будущее и надолго. Что там будет, как их встретит это незнакомый Север. А его мысли снова и снова возвращались к деревне и к тому, что тот большой корабль, который был выструган старшим братом из берёзового полена, больше не будет спущен им на воду в дальнее плаванье по Оби, а если и будет, то кем-то другим. И некому будет делать запруды весенним ручьям на их улице, а если они и будут делаться, то опять же не им. От этого ему было грустно.
Но от этих мыслей его отвлекала дорога, лентой стелящаяся впереди - она как бы звала вперёд и была нескончаема, переметаемая зимней позёмкой - то белыми широкими полосами, то узкими, похожими на маленькие ручейки.
Позади для шестилетнего Вовки было много, а вот что будет впереди?
Глава 2. Север. Встреча с Норильском
Встреча с Севером
Север встретил их неприветливо. Сразу, выйдя из самолёта Вовка почувствовал своим носом, щеками, что это не шуточное дело - Север, его колючий пронизывающий насквозь ветер пробирался везде, он жалил и не давал открыть глаза, толкал резкими порывами и сбивал с ног, стараясь повалить наземь, но Вовка шёл, вцепившись обеими руками в руку отца. Первые десятки метров по Северу от самолёта до здания аэровокзала с трудом, но, всё же, были пройдены, и это была его первая "победа". Там, в деревне, сильные морозы и снежные бураны тоже случались частенько, но они были по мягче что ли или роднее, наверное, а здесь всё совсем по-другому: ветер и мороз более жёстко и злее кусал и бил со всех сторон. Вовка даже подумал, преодолевая эти тяжёлые метры, что Север не желает его пускать в свои владения, а хочет сразу запугать и показать кто здесь хозяин.
Внутри небольшого вокзала было тепло и уютно, и только завывание пурги, со злобой бьющей ледяными лапами по стенам и в стекла окон, напоминало о том, что там, снаружи, лютует стужа.
Все места на скамейках были заняты и они расположились на своих узлах и чемоданах возле стены. Отец с мужиками пошли узнавать расписание автобусов до Норильска, Славка дремал на чемодане, прислонившись к стене, а Вовка решил сделать "разведку" и узнать где тут что находится. Его нос учуял вкусные запахи, идущие откуда-то из дальнего угла зала, и ноги двинулись в том направлении. Это был буфет, чем-то напоминающий их деревенскую чайную, только размером поменьше, а за прилавком стояла такая же женщина и тоже в белом фартуке и белой шапочке, к ней стояла очередь из нескольких человек. Вовка протиснулся к стеклянной витрине и его глаза "разбежались" в разные стороны, а рот открылся от большого количества разных вкусностей. Он не помнил, сколько времени простоял в этой немой сцене, прижавшись носом к стеклу и глядя на большой румяный пряник с какими-то буквами и рисунками, облитый белой глазурью: пряники для него - это было всё! Очередь обходила его, а он стоял и глотал слюнки.