— У вас все в порядке с лицом, — заверила она герцога. — Вы поразительно красивый мужчина, ваша светлость.
— Подойди. Позволь мне дотронуться до твоего лица. Хочу знать, как ты выглядишь.
Раньше дед часто просил об этом Энн. Дотронуться и исследовать ее лицо. Она взяла руку герцога и коснулась своей щеки.
Кончиками пальцев он нежно пробежался по овалу ее лица. Это пробудило в ней воспоминания, как дед, обхватив ладонями ее лицо, пальцами ощупывал его. Он говорил о том, какой хорошенькой она станет. И хотя все вокруг отчаялись увидеть ее когда-нибудь истинной леди, дед всегда верил в нее. Он, бывало, нашептывал ей, что именно из девчонок-сорванцов и вырастают самые настоящие леди. Ирония судьбы состояла в том, что у нее так и не появилось шанса стать настоящей леди.
Энн отогнала эту мысль, задвинув ее глубоко внутрь своего сознания.
— У тебя великолепная кожа, — пробормотал герцог. Его пальцы спустились к подбородку Энн, отыскали губы и легко коснулись их, вызвав в ней бурю эмоций.
К ней никогда так не прикасались. Так медленно. С таким вниманием. Его прикосновения были такими чувственными, что у Энн задрожали колени.
— Я вовсе не красавица. — Насчет этого Энн решила быть честной. — И пышными формами тоже не обладаю. Хотя, думаю, насчет этого вы уже догадались. Не хочу, чтобы вы разочаровались.
Наверное, ей не следовало поощрять его к такому внимательному изучению собственной внешности. Эштон хотел, чтобы любовницей герцога стала Кэт — экзотическая красавица с черными как смоль кудрями, обладательница пухлых губ, миндалевидных глаз и высоких скул. Разумеется, Энн не могла с нею конкурировать.
Она была довольно милой. Однако нос у нее был слишком длинным, ресницы — слишком светлыми, подбородок — слишком острым. В борделе она нравилась мужчинам, поскольку выглядела хрупкой и беззащитной.
Кончиками пальцев герцог провел по ее бровям, осторожно коснулся век — Боже мой, они оказались такими чувствительными — и обхватил руками ее лицо.
— Твоя кожа такая же гладкая, как свежий персик, — тихо сказал он. — У тебя соблазнительно пухлые губы, и я почувствовал на твоем носу интригующую горбинку. Я ничуть не разочарован. На ощупь ты просто красотка.
— С-спасибо.
Девон прикоснулся к одному из выбившихся завитков волос, слегка намотав его на палец, потом отпустил.
— Какого цвета у тебя волосы?
— Бе... — Энн замолчала. После окраски ее волосы больше не были белокурыми. — Рыжие.
— Мой дворецкий описал их как золотисто-каштановые. И сказал, что глаза у тебя темно-зеленого цвета, как листья плюща.
От этих слов Энн вздрогнула. Она никогда не сравнивала цвет своих глаз с цветом листьев плюща, но это описание оказалось очень точным.
— Никогда бы не подумала, что ваш дворецкий настолько...
— Поэтичный? — закончил за нее герцог.
— Да. Мне кажется, что вы наняли его, не только чтобы отпугивать людей. Я думаю, он искренне переживает за вас.
— Это точно. Даже слишком. Позволяет себе совать свой нос в мои дела. — Он коснулся шеи Энн. Кончики пальцев гладили кожу только в одном месте, но, казалось, все ее тело отзывалось на его прикосновения. Его пальцы задержались у основания шеи, где пульсировала жилка. Он нашел бархатные отвороты у нее на платье и двумя руками раздвинул их.
— Сними его, — велел он.
Энн выполнила его указание, стянув платье с плеч и позволив ему упасть на пол.
— Почему ты это делаешь? — спросил вдруг Девон, когда она осталась стоять перед ним в рубашке. — Читаешь мне письма. Пытаешься привести меня в порядок. Почему просто не взять деньги, которые я предлагаю, и не найти себе более выгодного покровителя? Почему ты с такой решительностью стараешься убедить меня, чтобы я позволил тебе остаться? Вряд ли только ради того, чтобы скрыться от твоей бывшей хозяйки.
— Я действительно боюсь Мадам, а еще я боюсь бедности. Мне хочется стать любовницей герцога, — вырвалось у Энн. Она так боялась рассказать ему правду, так боялась проговориться, что начала лепетать без умолку. Энн не представляла, что тайна будет так отчаянно рваться наружу. — Другого способа обрести независимость и свободу для такой женщины, как я, мне неизвестно. Я хочу иметь свой дом, одежду, еду и знать, что в один прекрасный день стану хозяйкой самой себе. И я... Вы мне нравитесь, ваша светлость.
— Я тебе нравлюсь? — Девон откинул голову назад, прикрыв глаза. — Я слепой, полусумасшедший и, по твоему мнению, имею ужасный растрепанный вид. У тебя весьма сомнительный вкус.
— Я не говорила, что у вас ужасный вид! Я говорила только про бороду.
Герцог рассмеялся, и ее колотившееся сердце немного успокоилось.
— Теперь, когда неряшливая борода в прошлом и у меня гладко выбритое лицо, ангел мой, мне хочется доставить тебе удовольствие.
Должно быть, это хороший знак, что он опять думает о сексе, но Энн не могла представить, что же такое ему хочется сделать, что для этого требуется гладкое лицо. Она поделилась своими сомнениями с герцогом.
— Ты не знаешь? — как раскатистый гром, прогремел его голос. — Ангел мой, ты должна это знать.
— Нет, даже не представляю.
— Это тебе очень понравится. Всем женщинам нравится, — скривил в усмешке губы герцог. — Мне кажется, где-то здесь есть стул. Принеси его сюда, сядь и раздвинь ноги.
Энн послушалась. Она понятия не имела, что он хочет сделать.
И это незнание заставляло ее нервничать.
— Ну вот, — с досадой сказала Энн, выполнив его указание. Она сидела на краю стула, а шелковая сорочка задралась и сбилась в складки на талии.
Девон, ориентируясь на звук ее слов, опустился перед ней на колени.
— Ну, теперь-то ты должна понять, любовь моя, — наклонив голову набок, не успокаивался он.
— Не понимаю.
Девон потянулся вперед, нащупал ее колени и обхватил их руками.
— С этим я справлюсь и без зрения, тут я преуспел. — Фиалковые глаза загорелись решительным блеском. Босоногий, в расстегнутой у горла рубахе, через которую виднелись темные волосы на груди, он напоминал пирата. — Я хочу доставить тебе удовольствие, — добавил он, и тут Энн засомневалась.
Неужели герцог догадался, что ее крики и неистовые телодвижения не что иное, как спектакль? Поскольку Энн никогда не испытывала пика удовольствия, она не знала, что на самом деле переживает в этот момент женщина. Свои любовные спектакли она разыгрывала, основываясь на рассказах других женщин в борделе Мадам Син.
Герцог раздвинул ее ноги еще шире, и Энн почувствовала напряжение мышц по внутренней стороне бедер. Выпрямившись, она сидела на маленьком стуле, двумя руками уцепившись за его края. Она была уверена в том, что он не сделает ничего плохого, но никак не могла избавиться от зарождавшихся внутри опасений.
Герцог наклонился и поцеловал внутреннюю поверхность ее бедра.
Энн почувствовала щекотку. К такому ощущению она оказалась не готова. Гладкая щека герцога касалась кожи, безумно дразня Энн. Она задохнулась, когда он осторожно куснул внутреннюю поверхность бедра. Потом, покусывая и облизывая кожу, он переместился к белокурым завиткам у нее между ног, и Энн пронзительно вскрикнула от удивления.
Что же он делает? Знает ли, в каком месте целует ее? В конце концов, он ведь ничего не видит. Может, он хотел оставить поцелуй где-то в другом месте? Возможно, у нее на груди. Стоит ли подсказать ему?
— Э-э... ваша светлость... ваши... ваши губы... Они почти касаются укромного местечка у меня между ног, — запинаясь, выдавила Энн и тут же поняла, что совершила ужасную ошибку. Ну конечно, он знал, что делает. Она чувствовала собственный интимный запах, а ведь он губами касался курчавых завитков, прикрывавших ее естество. Своими предупреждениями она лишь напомнила герцогу о его слепоте. Марч замер и уткнулся подбородком ей в бедро.
Энн облизнула внезапно пересохшие губы.
Но Девон не казался рассерженным. Он как-то обаятельно вскинул голову, волосы упали на лоб, прикрыв брови, а глаза блестели так, что по цвету напоминали яркие аметисты.