— Хорошо, — сжал ее запястье герцог. — А кто твой кузен?
— Его зовут Себастьян Беддингтон. Когда умер мой отец, он стал виконтом Норбруком.
— Дочь виконта? — Девон удивленно выгнул брови. — Это объясняет, почему ты говоришь и ведешь себя как леди. Твой кузен вынудил тебя покинуть дом? — нахмурился герцог. — Я не понимаю. Вероятно, у твоей матери имелось вдовье право на наследство.
Он говорил так сухо и логично. Означало ли это, что он ей не верил? Энн рассказала ему о внезапной смерти отца, когда ей исполнилось пятнадцать лет, и о прибытии его наследника, кузена Себастьяна.
— Себастьян обещал, что у нас всегда будет крыша над головой и моей матери не придется переезжать в дом, который ей, как вдове, перешел в пользование после смерти мужа. А через месяц он заявил: мы можем остаться только при условии, что ему будет позволено... жениться на мне. И когда мать отказалась, стал распространять гнусную ложь о ней. Он придумывал истории о любовных романах, интригах и скандальных оргиях. Себастьян производил впечатление самого обаятельного джентльмена, и ему удалось настроить семью моего отца против матери.
— А как же семья матери?
— Я никогда их не знала, — покачала головой Энн. — Отец моей матери женился против воли своих родителей. Они отреклись от него, и моя мать никогда не встречалась со своими бабушкой и дедушкой и со своими тетками.
— Твой кузен был готов жениться на тебе любой ценой?
— Да. Это похоже на какое-то сумасшествие, правда? Я уверена, что сейчас у него такого желания нет. Хотя Мик говорил, что он все еще... хочет меня, — вздрогнула Энн.
— Создается впечатление, что он просто мерзавец. — Уголки рта у герцога опустились вниз. — Но ты не могла этого знать, когда в первый раз ответила отказом на его предложение. А почему ты отказала?
Энн сделала большой глоток бренди, несмотря на то что совсем недавно сама предупреждала герцога о вреде алкоголя. Она обещала ему говорить правду, но ей не хотелось рассказывать об этом.
— Он мне не... нравился. Мать продолжала ему отказывать, и он в конце концов пришел в ярость и... попытался принудить меня выйти за него замуж. Физически.
Девон обнял Энн, и она заметила, как бьется у него жилка на виске.
— Он изнасиловал тебя?
— Нет. Я бросила в него ночным горшком и намочила его безупречную рубашку и брюки. На мой крик примчалась мать и сбежалась прислуга.
— Ты спаслась с помощью ночного горшка. — Девон попытался привлечь ее к себе, но, вспоминая прошлое, Энн оставалась в напряжении.
— В ту ночь мать решила уехать. Мы отправились в Лондон. Мать нашла работу швеи и работала, пока не заболела и не начала слабеть.
Невозможно было выразить словами ее боль и печаль. Как Энн описать свои страдания, когда она наблюдала, как мать массировала свои сведенные судорогой руки? Свой гнев, когда от шитья при тусклом свете свечи у нее упало зрение? Или вину, которую она чувствовала, когда мать ограждала ее от тяжелой работы, воровства и проституции.
— А бордель? Как ты там оказалась?
— Туда меня привел один джентльмен и передал меня Мадам в качестве оплаты своих просроченных счетов.
— Кто это? — прорычал герцог. — Как его имя?
— Не имеет значения. Я... я подумала, что он захочет стать моим покровителем, но я была наивна и глупа. Он заботился обо мне только несколько недель. С этими деньгами я очень хорошо помогла матери.
— Сколько тебе было лет?
— Достаточно, чтобы понимать, что не следовало доверять ему.
— Твой возраст, — потребовал Девон.
— Мне было семнадцать.
— У меня четыре сестры, и я знаю, как наивна и мила в этом возрасте девушка. Назови мне его имя, ангел мой. Еще никогда в жизни мне не хотелось так уничтожить человека.
— Это не имеет значения. Он умер. Умер год назад от болезни, — быстро сказала Энн, чтобы смягчить гнев герцога. — Между прочим, мы встречались с тобой пять лет назад.
— Когда? На балу? В обществе?
— Господи, нет. В самый первый вечер, когда решила стать проституткой. Ты был первым мужчиной, к которому я подошла.
— Ты говоришь, я был у тебя первым? — вздернул брови герцог. — Неужели я лишил тебя девственности, не подозревая об этом?
— Нет. Ты посоветовал мне не торговать своим телом. И дал два золотых соверена просто так, сказал, что я хорошенькая, и отправил прочь.
— Мне приятно узнать, — его сердце стучало рядом с ухом Энн, — что я не... причинил тебе боли, любовь моя.
— Ты... Ты стал для меня героем. Однако в конце концов мне пришлось вернуться к театру «Друри-Лейн».
— Это тогда ты встретила этого другого мужчину? Похоже, я оказался не слишком хорошим спасителем.
— Но в конечном счете... — Энн было трудно говорить. — Ты действительно спас меня. И я пойму, если сейчас ты не сможешь опять это сделать.
— Достаточно, Сэриз. Ты прошла через ад, и я понимаю, что это такое.
— Ты собираешься выдать меня?
— Сегодня вечером я никуда тебя не отправлю.
Девон расхаживал по комнате взад и вперед. Запах бренди казался чертовски соблазнительным. Но он держался.
Девон расположил Энн в своей спальне, а у двери оставил двух лакеев. Он не знал, попытается ли она сбежать снова. И что с ней делать? Спрятать ее здесь или доставить в магистрат, чтобы там решали вопрос о ее невиновности?
Невиновна ли Энн? Она призналась в том, что ударила женщину. Насколько правдоподобно то, что в ту же ночь пришел кто-то еще и убил хозяйку борделя? Она утверждала, что Мик Тейлор сказал ей, будто миссис Медоуз после ее удара осталась жива. Если это ложь, почему бы ей просто не умолчать о том, что она ее ударила?
Поверят ли ей на Боу-стрит без свидетельства Тейлора? А присяжные?
Девон не винил ее в том, что она ударила Мадам. Он прекрасно понял, почему ей пришлось это сделать. Ему было известно, как порой тяжело принимать жесткие решения. Совсем как ему в битве при Ватерлоо, когда в середине сражения он вдруг осознал, что его ружье нацелено на молодого французика. И если он не нажмет на курок, один из его людей погибнет...
Одна мысль не давала Девону покоя: он больше не мог оставить Энн в любовницах. В его жизни она оказалась случайно, ведь она родилась леди, а в бордель попала против собственной воли. По правде говоря, положение любовницы в данный момент было для нее лучше любой другой альтернативы. Однако Девон чувствовал себя слишком виноватым.
— Ваша светлость, — раздался голос Тредуэлла и стук в дверь. — Вас ждет человек по имени Тейлор.
Вот черт. Тейлору хватило наглости заявиться к нему в дом?
— Что ему нужно? — «Если Энн Беддингтон, то он ее не получит», — мысленно добавил Девон.
— Он сказал, что хочет поговорить с вами об убийстве.
Герцогу очень хотелось обрушиться на Тейлора с кулаками. Но ему необходимо заручиться свидетельством этого человека, чтобы помочь Энн.
И снова Девон был благодарен Энн, научившей его уверенно ходить по дому. Он смело шагнул в библиотеку, навстречу Тейлору. Тредуэлл описал ему внешность этого человека: лысый, с крючковатым носом, острым взглядом и коренастым мускулистым телом. Типичный здоровяк, одинаково жестоко обращавшийся с женщинами и мужчинами.
Девон услышал шорох где-то в области камина и направился к столу, мысленно считая шаги. В его трости был спрятан клинок. Если потребуется, он вступит в борьбу с Тейлором, ориентируясь по звукам. Но действовать придется осторожно.
— Если ты пришел за Энн Беддингтон, Тейлор, я не отдам ее. Насколько тебе известно, она невиновна.
— Ваша светлость, это — безумство. Эта девочка — убийца. Ее следует отвезти на Боу-стрит в кандалах. — В скрипучем голосе Тейлора слышались презрительные нотки.
— Этого не случится. Мисс Беддингтон поведала мне свою историю, включая тот факт, что ты признался: после удара твоя хозяйка была жива. Энн не убивала эту женщину.
— Мадам Син была мертва, — фыркнул Тейлор. — Я видел, как Энни со всего маху опустила ту кочергу ей на голову, и проверил у нее пульс, прежде чем отправиться в погоню за Энни. Пульса не было, Мадам скончалась. Я стал свидетелем и подтвержу это под присягой.