В общем, я лежал и думал обо всяком. А что ещё оставалось делать, когда твой разум как будто находится вне тела? Я ничего не чувствовал и не видел, даже не слышал своего дыхания. Только мыслям разрешалось бродить в моей голове. Хороший паралич, годный. Интересно, а если мой мозг сейчас и вправду плавает в стеклянной банке с физраствором, а к нервным окончаниям подключены электроды, ведущие к компьютеру? И сидит в кабинете оператор и смотрит, как бегут на экране монитора строчки с мыслями бывшего капитана звездолёта-разведчика шестого класса.
— Это ты, братец, загнул, — прозвучал откуда-то голос.
Ну вот, я же говорил? Точнее, думал, говорить-то нечем.
— Какого хрена тебе надо было лезть в драку?
А как иначе? Из двух зол и выбирать нечего.
— Провели бы процедуру честь по чести.
Не надо мне никаких процедур.
— А теперь что прикажешь делать?
Не знаю. Я же кусок розового вещества, болтающийся в банке с физраствором.
— Тут системы прочистки мозгов не придумано!
А чего меня чистить? Уже плесенью покрылся?
— Ладно, вырубай!
Э-э-э… Не надо меня вырубать!
— Очнулся, наконец! — раздался очень знакомый голос.
— Женька? — произнёс я с удивлением и открыл глаза.
— Он самый, — подмигнула мне наглая рыжая морда.
— Живой!
— А что со мной сделается? — пожал плечами Евгений Деянов и добавил: — Ещё не бывало такого, чтобы наш космонавт пропал в чужой галактике!
Маддар, день второй, продолжение вечера. Немного позднее
Вероятность выжить при крушении любого летательного аппарата не очень высока. Нужно соблюсти множество условий, каждое из которых приведёт в итоге к положительному результату. И не обязательно одно из них будет на первый взгляд правильным. Я не призываю к пренебрежению к технике безопасности, в большинстве случаев она работает безукоризненно.
В общем, к чему это всё: Женька в отличие от других пассажиров челнока не пристегнулся. При обычной автомобильной аварии такое поведение зачастую негативно сказывается на здоровье. Смертельно. Но мы-то находились в челноке, курсирующем по трассе космос — планета. И на нас обоих были надеты скафандры. Даже модель помню: 234−005. «Скафандр универсальный разведывательный внеатмосферный». Он хороший образец арраярской технологической мысли, не раз спасавший мою шкуру. Но всё же не костюм супергероя из комиксов.
— Лечу я, значит, словно Супермен, только не руками вперёд, а задницей. И смотрю, как красиво взрываются оба челнока. Спецэффекты — во! Жаль, камер внизу нет: столько денег киношники сэкономили бы.
— А потом?
— Да ничего особенного: грохнулся на землю. Шмякнулся, а не красиво приземлился на одно колено. Компенсаторы удара сработали, так что ничего не переломал себе, но заряд скафандра просел почти до нуля. А заодно и другие системы вышли из строя. Почти все, в том числе и связь.
Мы с Женькой сидели у него в «кабинете», подъедали запасы элитной консервированной еды из какого-то ресторана и обсуждали дела наши скорбные.
Менах Самерх вместе с охранниками мирно посапывали на полу в соседнем помещении. Не случилось у мадрибцев смертоубийства. Стационарный станнер, замаскированный под светильник на потолке, прервал милую беседу контрабандиста и представителей органов правопорядка.
— Да вы вообще там охренели! — сразу заявил Женька, как только я очнулся.
— А что прикажешь делать? Сначала Зоран нас про биореактор порадовал, потом ты со своей Фарией начал вещать про добровольный дар!
— Ладно, каюсь, немного перегнул палку, — начал оправдываться мой друг. — Но красивая Фария, да?
— И где ты только её образ взял?
— Это как раз было не самым сложным, — отмахнулся Женька. — Набрёл однажды на полуразрушенный храм. А потом добавил от себя немного элементов из аниме. Для выразительности, так сказать.
— Сиськи?
— Сиськи, — хмыкнул Евгений.
— А мадрибский язык как выучил?
— Никак. Делать мне нечего, зубрить эту тарабарщину, — пояснил мой друг. — Там же в храме отыскался переводчик-транслятор для туристов.
— А что тогда оказалось самым сложным?
— Заставить оставшихся в живых мадрибцев уйти под землю. Самых первых, а дальше уже сарафанное радио стало работать.
— Погоди, — остановил я Женьку. — Давай с самого начала, а вкусное на потом.
— Ты лучше про себя расскажи, а то это было немного неожиданно увидеть тебя в компании с нашим другом Самерхом, да ещё и через год после катастрофы.
— Тут я тебе особо ничего рассказать не смогу, — начал я. — Последнее, что помню — это твои слова про глупость.