Вояка
«Большинство демонов – бывшие ангелы… Забавно…»
Он стоял и смотрел куда-то вдаль, пропуская мимо ушей такой ненавистный голос. Хотя нет, даже не ненавистный, просто раздражающий, зудящий, словно ожог крапивы.
«О, да, верные псы революции, что готовы загрызть любого, кто встанет на пути у партии! Они перегрызут глотки и себе, когда станет слишком мало плоти, чтобы угодить их аппетитам. Бездушные твари. Когда-то и я был таким, утеряв свою душу, я её так и не вернул…»
Что он тогда чувствовал? Ничего. А что должен был бы чувствовать? Он не знал.
Даже дуло винтовки, которое смотрело на свою очередную жертву не вызвало в его груди ни капли эмоций. Ветер пробирал до костей, а его судили. Его, одного из бывших предводителей революции, которая должна была снять оковы с людей, но ещё больше в них «нарядила» народ.
Когда-то и он был палачом. Много людей довелось ему сгубить. Хотя нет, не людей, врагов. Врагов народа. Так им тогда говорили, такие бирки на них навесили. А теперь вот и он сам носит такой ярлычок, который покоится в худой папке с его именем и приказом, которым ему вручили билет в один конец.
Раньше он был той рукой, что сносила чужие, часто невиновные, головы с плеч таких же жертв, как некогда был он, до того, как стал всего лишь оружием, бездушным, послушным. Но и самый безупречный топор может затупиться…
Он был верным Цербером революции, стоял на охране тех идей, что приходили в больные головы, слишком больные, чтобы правильно ими воспользоваться. Он был мстителем. Он мстил, проливая чужую кровь, пытаясь смыть ею ту другую алую жидкость, которую он теперь каждую ночь во снах видел на своих руках.
Он был яростным зверем, которому нечего терять. В глазах своих жертв, что пугали своим отчаяньем и мольбой о пощаде, он пытался увидеть те глаза, которые навсегда померкли из-за него, из-за его беспомощности. Он защищал эти лозунги, надеясь защитить память о тех, кого у него забрали. О тех, кого не смог защитить он. Разрушением он пытался восполнить фиаско в созидании.
Самодержавие… Он ненавидел его всей своей душой. Вот он – оплот грешников и демонов! Таких чистых и опрятных, таких нарочито невинно светлых. Искоренить, испепелить. Дотла.
Смыть кровью!
Ненависть, она, словно губка жидкость, поглощает душу полностью, разъедает её, как коррозия металл.
Был ли он ангелом? Сомнительно, но он никогда не был демоном. Он был просто человеком, человеком, к которому снизошло счастье. Но его отняли. Безжалостно и безвозмездно… Тогда, когда забрали жизни тех, ради кого он жил, у него забрали душу. Тогда он и стал демоном…
Подул холодный морозный ветер. Он словно принёс с собой шепот душ, тех, невинных, что он сгубил.
«Подождите, осталось немного, и я престану перед вами…»
Он стоял в распахнутой шинели – слишком великая роскошь, которую ему позволили в память о былых заслугах. Его бывший товарищ всё ещё читал вердикт, а, стоявший чуть отдали, молодой солдат пытался унять дрожь в руках, которая предательски проявлялась время от времени. От чего он дрожал, от холода, или от предстоящего шанса стать убийцей? Кто его знает…
«Хм… У меня руки никогда не дрожали… Разве что тогда, в последний раз …»
Тогда к нему пришло осознание, верный служака партии увидел глаза. Такие же, как и у него, пышущие ненавистью и горем, он увидел их такими, только направленными на себя. В них не было мольбы, только глухая ярость. Тогда впервые у него дрогнула рука, впервые он осознал, что из народного мстителя стал палачом неугодных партии. Тогда впервые он ослушался.
Сожаления не было… Это пустая эмоция. Зачем сожалеть, чем это поможет?
Много бывших ангелов – демоны, но бывшие демоны никогда не станут ангелами. Да и есть ли вообще такое понятие «бывший демон»? Сможет ли что-то искупить его грехи? Хочет ли он вообще искупления, или же будет получать какое-то почти садистское удовольствие от своей кары, пытаясь этим прикрыть ненависть к себе самому?
- Эй, заканчивай уже! – буркнул он, устав ждать.
Читающий вердикт, нынешний палач усмехнулся, показывая свои гнилые зубы, такие же гнилые, как и весь этот режим.
- Есть последнее желание?
Он задумался. Чего желать-то в такой момент?
- Может, письмецо кому-то передать?
Кому? За ним никто не всплакнёт, некому просто. А то, что нужно передать, он и сам скажет, там, в другом мире, если ему разрешат такую вольность.
- Есть одно желание, - тихий уставший голос прорезал минутную тишину. Палач удивлённо вскинул бровь, ожидая и искренне надеясь, что просьба окажется невыполнимой, дабы помучить свою жертву. – Не промахнись! – эта реплика солдату, который сейчас бросил неуверенный взгляд на своего начальника.