Ошарашенный Алекс молчал несколько минут. Морщил лоб и остервенело тер пальцем переносицу. Пытался осмыслить услышанное и найти слабые места в логических построениях товарища. Но Ларин всегда остается самим собой. Как бы хорошо ни проводил он отпущенное для отдыха время, какая-то часть его мозга всё равно продолжает отстраненно перемалывать произошедшее. Это вам не Алекс-разгильдяй, способный беззаветно отдаваться во власть кутежа, веселья и разврата. Подумать только: десять суток напропалую веселился, пьянствовал, менял подружек и даже не попытался разобраться в произошедшем. А вот Андре пытался разобраться, и отчеты составлял за себя и за гулящего товарища, и с куратором связывался. Так что если уж Ларин делает какие-то выводы, то опровергнуть их очень трудно.
— Послушай, друг, — Алекс начал говорить медленно, тщательно подбирая слова, — прав ты или нет, покажет время, я сейчас не могу тебя опровергнуть. Но…. Но если ты прав, то получается, что моими руками забили пару гвоздей в крышку гроба и моего родного клана? Не чересчур ли цинично это? Ведь если следовать подобной логике, то и убийство Вилли было запланировано. Чтобы Меннингеры гарантированно не пошли на попятную и чтобы Клямсдейлам уже не было пути назад. Можешь себе представить такую страшилку?
Брюллов попытался деланно рассмеяться над показавшейся ему очень удачной шуткой, но наткнулся на тоскливый взгляд друга. Улыбка быстро сбежала с его лица:
— Нет! Этого не может быть!
— Добро пожаловать в спецслужбы! — устало сказал Андре.
— Нет! — ноги отказались держать Алекса, он почти рухнул в свое кресло, обхватив руками голову.
— Алекс, мы можем ошибаться. Всё это может быть лишь цепью случайностей.
Андре предпринял попытку успокоить друга, но быстро убедился в ее бессмысленности. Далее он лишь деликатно молчал. Через долгие четверть часа Алекс отнял руки от головы и поудобнее уселся в кресле. Выглядел он неестественно спокойным.
— Андре, скажи, а они не боятся, что я слечу с катушек и поотрываю им головы?
— Нет, Алекс, не боятся. Потому что ты не слетишь с катушек. Мы с тобой сейчас закончим этот разговор и не вернемся к нему лет так восемь. Нам еще год учиться и потом еще тянуть лямку обязательного семилетнего контракта. И мы будем делать вид, что ничего не поняли. И будем изображать из себя проштрафившихся школяров, благодарных командирам за то, что оперативно разгребли наше дерьмо и не отдали на растерзание полиции или эсбэшникам.
— Почему? — Алекс недоуменно потряс головой. — Не умнее ли показать, что поняли все расклады?
— Не умнее. Потому что вряд ли мы поняли все расклады. И потому что мы не хотим "попасть на заметку" штабным крысам и стать теми, кто разрабатывает такие циничные операции. Либо попасть в черный список "потенциально затаивших обиду" или что-то еще в этом роде. Поэтому мы будем изображать благодарность и полную готовность без рассуждений выполнить любой приказ начальства. В крайнем случае, если будут сильно ковыряться в мозгах, сдадим им озвученную тобой версию об усмирении зарвавшегося клана. Тогда ни у кого не будет повода усомниться в том, что испытание Зензерой мы с тобой прошли.
— Ох, Андре, — страдальчески воскликнул Брюллов, — давай будем пить и забудем этот разговор, забудем всю эту поездку!
— Ну нет! Забыть всё я не согласен, — Андре разлил остатки коньяка по рюмкам и достал следующую бутылку, — совсем не согласен. Потому что я очень даже благодарен тебе за эту поездку, друг! И я очень хотел бы вернуться на Зензеру.
— Что ж, тогда тост: за то, чтобы вернуться!
— За то, чтобы вернуться!