— У них там пожары, что ли? — Санёк, снова замерзший из-за промокшей одежды, клацал зубами, словно кастаньетами.
— Да нет, Саш, это они от болезни отгораживаются.
— Ты все же думаешь, что там эпидемия? Может, Ками права и это применение химического оружия?
Я вздохнул, пожал плечами, ощущая, как в животе медленно растет холодной и тяжелой ледяной глыбой предчувствие чего-то очень нехорошего. Впрочем, почему предчувствие? Скорее — полнота осознания, что один хитрож… желтый работодатель, наниматель, заказчик — как хотите! — опять провел за нос тупого, наивного, недальновидного Проходимца. Чаушев вручил мне серебряный бокс-«портсигар», сказав, что там лекарство для его хорошего друга, который срочно в нем нуждается. И никак не намекнул, что друг болен не один, а весь его город охвачен какой-то мерзкой болезнью, от которой у людей раздувается горло и синеет лицо, а кровь так вообще хлещет из всех имеющихся отверстий. И — да! — болезнь, скорее всего, смертельная и крайне заразная. Это уж совсем нетрудно понять. Достаточно взглянуть на труп бедолаги рядом с завалом.
— Смотри, — я ткнул пальцем в сторону лежащего на боку небольшого парохода со сбитой трубой и болтающимися за бортом сходнями. Пароход был совсем недалеко от нас, так что невооруженным взглядом были видны все подробности. — Смотри, вот это судно пыталось покинуть гавань, и его попросту расстреляли и пустили бы на дно, но оно село на банку рядом с горловиной бухты. Почему? Не затем ли, чтобы не выпустить на волю изолированную в этой долине заразу? С той же целью и пляж завалили. Между прочим, я считаю, что наши знакомцы-всадники были именно с этого издырявленного корыта. Ну не на лошадях же они переплыли эту бухту, в самом деле!
— Ну да, — поддакнул штурман. — Здесь километра три… или даже больше. Так что делать будем?
Вид у Санька был достаточно растерянный. Я и сам ощущал себя не в своей тарелке, да и было из-за чего: перспектива войти в город, где, скорее всего, разразилась эпидемия какой-то чумы, совсем не радовала. Оставаться же на скалах — тоже не выход.
Пока я вглядывался в усеянный дымами городской пейзаж, Ками решительно направилась к расстрелянному пароходу.
— Сань, посиди здесь, — я пошел вслед за девушкой.
— И чем мне заняться?
— Считай дымы над городом.
— Нет никакой необходимости идти со мной.
— Нет никакой необходимости вообще туда идти.
Ками остановилась, прищурилась, окидывая меня взглядом:
— У меня в крови противовирусный коктейль, ввела перед тем, как перейти на Тераи.
— Мне тоже Шварц что-то такое колол…
Ками нахмурилась:
— Лё-ша, ваши жалкие сыворотки даже сравнивать нельзя со специальным набором для шебекского спецназа.
— Ага, и микробы дохнут на расстоянии десяти шагов от тебя, — я взял девушку за руку. — В таком случае я постараюсь держаться к тебе поближе.
Ками фыркнула, слегка сжала мою ладонь и осторожно высвободила руку.
— Ладно, иди. Только не мешай мне, что бы я ни делала.
— Да боже упаси!
Ками ухватилась за толстый канат, свисающий с палубы парохода, и стала подниматься вверх при помощи одних рук. Я наблюдал за ловкой и сильной шебекчанкой, пока она не исчезла за краем борта, и только после этого стал карабкаться по канату. Если бы я мог, как и девушка, подниматься только при помощи рук, я бы сразу последовал за ней. Карабкаться, впрочем, было легко — борт был сильно наклонен, так что, упираясь в него ногами, я довольно быстро поднялся вверх, но чувство неудовлетворенности собой прочно поселилось где-то в районе затылка. Возможно, что это был взгляд наблюдающего за нами от скал Санька.
Перемахнув через борт, я вынужден был ухватиться за его край — палубу здорово перекосило, так что двигаться по ее влажной поверхности было скользко даже в кроссовках. Ками в это время возилась возле шлюпбалок, на которых криво повисла довольно вместительная шлюпка. Сама палуба, вернее ее поверхность у противоположного, заваленного вниз борта, представляла собой полный хаос из набросанных ящиков, мешков, бочек… Вся эта масса, съехавшая к левому борту из-за крена парохода, была щедро сдобрена намокшим сеном и конскими яблоками.
Несколько отверстий в борту не были единственными повреждениями парохода: палубные надстройки оказались сплошь измочаленными попаданиями снарядов, целых стекол в иллюминаторах практически не сохранилось, а рубки на этом дырявом корыте вообще не осталось — ее снесли начисто.
— Выходит, что всадники действительно были с этого судна!