Я сунулся было заглянуть в открывшийся четырехугольный зев, но оттуда вдруг прогремел такой мощный рев, что меня словно отбросило в сторону:
— А ну давайте, отродье филистимское, лезьте! Сейчас вы, мерзость хананейская, получите все казни египетские и обрезание крайней… э-э… головы!!!
— Патер, патер! — взволнованно крикнул Катуш. — Святая Дева, хвала тебе! Живой!
— Ага, — пророкотало из погреба, — слышу вопль праведного. Надеюсь, это не «глас вопиющего в пустыне»! Ты один, Катуш?
— Патер Жимон, — осторожно вклинился я в эту религиозную перекличку, — здесь есть еще один благочестивый… гм… благой вестник. Я…
— Соглядатай?! — взревел подвал. — Пес иерихонский!!!
— Я вам должен был доста…
— Написано: «Не оставайтесь должными никому»! — перебил меня голос из-под пола. — А ты, овца паршивая, племя иродово, слово Божие не соблюдаешь…
— Сам ты свинья навуходоносорская! — сорвался я. — Саул из загаженной пещеры! Говорят тебе: Проходимец я, с посланием от Чаушева. И если ты, выхухоль фарисейская, получаешь кайф от сидения в этом гробу окрашенном, так я тебя снова плитой прихлопну — и ори псалмы до второго пришествия!
Воцарилась тишина.
Я посмотрел на вытаращенные глаза белого, как стена, к которой он прислонился, Катуша и покачал головой:
— Ваш патер что, совсем рехнулся на религиозной почве?
Глаза пастуха стали еще больше, а рот сжался в куриную гузку.
— Да не свихнулся я, — пробурчал недовольный бас, и из четырехугольной дыры показалась макушка головы со щетиной на месте когда-то выбритой тонзуры. — Просто решил от безделья перепробовать сорта вин, что у меня хранятся, а вино, как известно, глумливо…
— А сикера[34] буйна, — поддержал я подвального жителя, подавая ему руку.
Вдвоем с Катушем мы вытащили священника из подвала. Патер был тяжел, что неудивительно: будучи ростом чуть ниже меня, то есть около метра семидесяти пяти сантиметров, он в плечах был шире почти в два раза, отчего казался квадратным. Рука, вцепившаяся в мою ладонь, по толщине могла соперничать с бедром стоящего рядом пастуха. И, скорее всего, бедро бы проиграло.
От слегка покачивающегося святого отца явственно несло вином, а на потертой сутане свободного места не было от мокрых и уже высохших пятен. Тем не менее правая рука, в которой патер держал какой-то ствол совершенно монструозного вида, ничуть не дрожала, а прищуренные голубые глаза на круглом, румяном лице цепко обшарили все особенности моей внешности. Священник сопел, размышляя, прикидывая что-то, затем он опустил свой чудовищный самопал, и поросшие щетиной щеки дрогнули в скептической улыбке:
— Ну, здравствуй, Проходимец. От Чаушева, говоришь… Что же, не спешил капитан, не спешил… Ладно, голубь, давай посылку.
И подобная лопате ладонь протянулась ко мне, требовательно шевеля пальцами.
Глава 7
Доконд пан иде? Опаментайсе, пан!
Рассказывать пришлось долго. Не удовлетворившись кратким пересказом событий, внезапно протрезвевший патер Жимон потребовал начать с самого начала — с подробностями. Его интересовало все: что говорил Чаушев, когда отправлял меня в путь, как вели себя члены команды во время приключений в джунглях Тераи, каким образом я умудрился открыть Переход на Сьельвиван и что видел в городе. Особенно он выспрашивал меня о Ками — я даже испугался, что он в припадке религиозной подозрительности обвинит ее во всех неприятностях нашего пути, объявит ведьмой и потребует аутодафе,[35] но обошлось.
— Благодарение Богу, ситуация проясняется, — пробормотал священник, когда я замолчал, чтобы перевести дух. — Не переживайте так, месье Проходимец, — мы успеем спасти ваших друзей.