Брюно же внезапно обнял Софи, и прижал ее к себе так крепко, что у нее на минуту перехватило дыхание.
— Я мог потерять тебя, — глухо вырвалось у него. — Пять минут назад. Навсегда! — и в глазах его блеснули слезы.
Вечером того же дня в палатку Габриэль вошел Граф.
— Что вам угодно, Бюсси? — неприязненно глянула на него отравительница.
— Мне угодно показать вам одну любопытную вещь. — Граф открыл ларец, в котором лежала перчатка. — Знаком вам сей предмет? По испугу вижу, что знаком.
— Как это попало к вам? — Габриэль заколотил озноб.
— Это неважно. Вторая спрятана. Букет уничтожен. Провидению было угодно, чтобы злодеяние, задуманное вами, не осуществилось. Но, возможно, вам захочется повторить попытку. Так вот, если что-то случится либо с Софи либо с Брюно, эта перчатка окажется на глазах Герцога Анжуйского. А вторая найдется у вас. Вы знаете, как все принцы и короли мнительны насчет попыток отравления. Разбираться он не станет. А что будет с вами… Думаю объяснять не нужно. Итак, мы поняли друг друга?
— Да, — еле выдавила из себя Габриэль.
— Вот и прекрасно. — Граф закрыл ларец, хранивший ужасную тайну. — Не берите грех на душу. Это слишком тяжело.
Бюсси бесшумно вышел из ее палатки. А Габриэль упала на кровать и зарыдала.
— Он не простит. Никогда, — шептала она и слезы лились без остановки.
========== В Париже ==========
Наконец прибыли в Париж. Повозка медленно тащилась по узким и кривым улочкам города. Софи и Брюно разглядывали средневековую архитектуру. Безусловно, это было интересно. Но все равно оставалось ощущение чего-то темного и неуютного. Горожане мало улыбались. Спешили по своим делам.
— Смотри, Нотр-Дам, — Софи толкнула рукой Брюно. Оба они с интересом разглядывали знаменитый, таинственный Собор, воспетый Гюго. А в последствии творческим тандемом Пламандон -Коччианте. Разумеется, Брюно не раз видел этот шедевр готической архитектуры. Даже фотографировался на его фоне. Но одно дело век ХХI. И совсем другое, созерцать его практически в то время, когда происходили все трагические события, связанные с ним. Казалось, на колокольне вот-вот мелькнет искривленный силуэт несчастного Квазимодо. А на площади около Собора запляшет зажигательный танец прекрасная цыганка Эсмеральда.
— Эй, Гренгуар, — неожиданно крикнул Тиран, обращаясь к высокому молодому человеку, поравнявшемуся с их повозкой, — скоро новое представление твоей труппы?
— Уже скоро, — поклонился в ответ тот, кого назвали Гренгуаром. — Мистерия практически готова. Удачи в Лувре, господин Тиран.
— Надеюсь, ты придешь посмотреть наше представление? — усмехнулся Тиран.
— Стены Лувра утомляют меня своей мрачностью. Равно как и тамошняя публика. Я предпочитаю свободу площадей.
— Надеюсь, еще встретимся, — Тиран махнул рукой на прощание и Гренгуар остался позади.
— Это действительно Гренгуар? — ошеломленно спросил Брюно. — Тот самый?
— Вы слышали о нем? — удивился Тиран.
— Немного. Поэт, устраивает мистерии на площадях.
— На это зрелище собирается много публики, — вставила свое слово Зербина.
— Мы очень рады, что смогли увидеть этого человека.
— Вы даже представить не можете, насколько он нам интересен, — у Софи глаза разгорелись от восторга. И она незаметно сжала руку Брюно.
— Рассказать кому, не поверят, — прошептал ей на ухо мсье.
Девушка согласно кивнула головой и улыбнулась.
— Но только ты для меня единственный Гренгуар, — также тихо шепнула она на ухо Брюно. — И самый лучший.
Актерская повозка остановилась у ворот Лувра. Для выступления им отвели помещение оранжереи. И там закипела работа по приготовлению к завтрашнему представлению. Установка сцены. Репетиции. И много еще чего.
— Главное, чтобы мы успели разделаться с этим выступлением до полуночи завтрашнего дня, — сказал Софи Брюно, когда у них образовалась пауза между репетициями.
— Почему?
— Потому что ровно в полночь мы должны быть на пристани, где нас будет ждать тот самый, наш парусник. Так сказал Рэми. А он узнал это у Парацельса. Если мы опоздаем хоть на минуту, то навечно останемся здесь. Тебе этого хочется?
— Не знаю, — Софи улыбнулась любимому. — Здесь по крайней мере ты со мной. А что будет потом… Но, с другой стороны, здесь слишком много опасностей. Мы успеем, не волнуйся.
— Должны успеть, — Брюно привлек девушку к себе и поцеловал.
Находиться в Лувре в средние века и не осмотреть его, хоть немного, было бы, по меньшей мере, странно. Брюно было любопытно сравнить свои впечатления от Лувра разных эпох. Он выскользнул из оранжереи и медленно пошел вперед по огромной темной галерее. Далеко ходить нельзя. Иначе заблудишься в этих дворцовых лабиринтах. Но немного можно. Его шаги гулко раздавались в тишине.
Брюно прошел один из поворотов и вдруг увидел Габриэль, грустно стоявшую у окна. Она очень осунулась с тех пор, как он видел ее в последний раз. Эта женщина пошла на преступление. Совершенно неожиданно ему стало жаль ее.
— Сударыня, — тихо сказал он, — Вы хотели отнять у меня самое дорогое, что я имею. И все же… Быть может я сам… невольно, поверьте, спровоцировал вашу страсть. Теперь трудно в этом разобраться. Я хочу дать вам один совет, который быть может пригодится в вашей дальнейшей жизни. Оставьте Анжуйского. Он никогда не станет Королем Франции. Вернитесь к Наваррскому. Вот к нему и перейдет трон после Генриха Валуа. И вместе с ним сможете возвыситься и вы. Прощайте, — Брюно поклонился.
— Прощайте, мой менестрель, — прошептала Габриэль и быстро покинула комнату.
========== О птичке, силках и добром садовнике. ==========
На следующий день в оранжерее собралась самая знатная публика. От обилия драгоценностей можно было ослепнуть. Дамы были разодеты в пух и прах. Каждая стремилась затмить всех остальных. Впрочем, это здорово напоминало светские рауты нынешних «сливок общества». Роскошные туалеты и глупая суета.
Представление началось. Это была пастушеская пастораль «Эндимион», вполне во вкусах того времени. И так же, как в замке Клермон, в антрактах пели Софи и Брюно. Знатная публика, в общем, достаточно чопорная и капризная, устроила овацию обоим. Дамы украдкой вытирали слезы. Любовная тематика и здесь сыграла свою роль. Что уж говорить о бархатном и чувственном вокале Брюно. Он пленил сердца средневековых дам с первых же тактов. Точно так же, как это случалось и в наше время. Словом, это был настоящий успех. И занавес поднимали несколько раз.
— Слухи были правдивы, — сказал Генрих Валуа, обращаясь к своему шуту Шико. — Однако он слишком великолепен, чтобы петь в какой-то провинциальной бродячей труппе. После выступления его не выпускать. Остальные пусть уходят на все четыре стороны. Он же должен остаться здесь, и петь для своего Короля.
«Живую игрушку захотел, — ахнул про себя Шико, — очень по-королевски. И чего только не выдумаешь от скуки. Спасать надо парня».
— Генрих, сын мой, — с самым серьезным видом вслух сказал Шико, — к чему превращать Лувр в вертеп? Давать здесь пристанище всяким там комедиантам.
— Потому что я так хочу, — капризно сказал Генрих. — И потом, уж не боишься ли ты конкуренции?
— У меня достаточно конкурентов при дворе. И бояться какого-то там смазливого сладкоголосого Купидона. Фи! — Шико состроил гримасу и поднялся. — Не хочу с тобой сидеть, любитель комедиантов.
— Ты забавный, когда злишься, — довольно улыбнулся Генрих.