— Что же здесь такое? — с досадой проговорил Долбер, сойдя с коня и проводя пальцами по едва заметным чёрточкам на камне.
— Здесь написано, что великий хан Яхонт Тимусин объявляет эту землю своей вотчиной и оповещает всех путников о том, что они должны платить ему дань за пользование дорогой. — заявил всадник, выезжающий из-за кряжистого тела дуба. — А я, Кирбит Яхонтович, внук великого хана Небесной Юрты в десятом поколении. И я стою тут на страже трёх дорог, чтобы всякий проходящий воздал дань моему предку, складывая золотые в казённый ларец.
И всадник, недвусмысленно наставив острое копьё на товарищей, потряс кубышкой, привязанной к его седлу.
Был он явно монгольских кровей — весь гибкий, как ивовая лоза, и крепкий, как богатырский лук. Широк в плечах и тонок в талии. На потомке великого хана был расшитый золотом халат со следами многих странствий и ночёвок под открытым небом. От кожаных ичиг до лисьей шапки он был самый настоящий кочевник, а раскосые жёлтые глаза на скуластом лице смотрели острым ястребиным взглядом — с таким не больно-то поспоришь.
— А что ты делаешь с теми, кто не платит денег? — спросил Долбер.
— Их головами я украшаю дуб. — ухмыльнулся Кирбит. И друзья, подняв глаза, обнаружили, что среди ветвей воткнуты потемневшие человеческие черепа.
— Ну что, поспорим. — со вздохом произнёс Лён, доставая из ворота свою иголку. С негромким гулом она выросла в сияющий клинок.
— Эге. — забеспокоился ханский правнук. — Да вы, я гляжу, волшебники.
— А что — волшебники не платят? — осведомился Лён, про себя потешаясь над Кирбитом, поскольку сразу сообразил, что за ханский отпрыск им попался.
— Здесь платят все. — оскалился в улыбке страж камня. — Но, если хочешь, можем померяться сначала силой. Коли победишь меня — стану я тебе слугою. А если нет — не обессудь, повешу твою голову на ветке.
— Ты не боишься дивоярского меча? — спросил Лён, уже немного сомневаясь в своей догадке.
— Я знаю, что такое дивоярский меч. — ответил Кирбит. — Но, сначала со мной сразится твой товарищ.
Лён взглянул на Долбера и ужаснулся: тот рвался в бой. Против кочевника он точно не выстоит, хотя и был неплохо обучен у Фифендры. Но в сражении, кроме того раза, когда вышел вместе с Лестером против Дарнегура, не был. В тот же день Долбер получил ранение, которое было бы смертельным, если бы не Жребий. Второй раз он выступал против колдуна, но и там потерпел неудачу. И теперь с решимостью одержимого стремился вступить в бой с противником, который в любом случае его сильнее.
— Как будем биться? — спросил Долбер с великолепным хладнокровием. — Пешими или конными?
Кирбит молчал, переводя встревоженный взгляд с одного противника на другого — он искал выход из ситуации. Если он ранит Долбера — ему не миновать дивоярской стали. А этот меч отправит демона обратно в лимб — это совсем не тот исход, который он надеялся получить от Жребия.
— Ну ладно. — нехотя сказал он. — Я не сборщик пошлины, а такой же путешественник, как и вы. Я ехал к этому камню, потому что слышал, что он указывает место клада. Да не могу разобрать надпись.
"Хорошая легенда." — усмехнулся про себя Лён, а вслух сказал:
— Если бы на камне было написано, где клад лежит, его давно бы кто-нибудь нашёл.
— Не скажи. — отозвался Кирбит. — Не всякому даётся прочитать.
Долбер разочарованно молчал — он с безрассудством верящего в свою судьбу желал померяться силами с противником. Теперь же он слегка тревожил своего коня, желая двинуться в путь.
— Давай остановимся. — предложил Лён, спешиваясь. — Дело к вечеру идёт, солнце клонит. Наш друг, кажется, передумал пополнить за наш счёт свою кубышку. Так что разожжём костерок и заночуем.
— У камня? — недоверчиво спросил Долбер. — Плохая примета ночевать у развилки дорог да ещё у древнего камня.
Кирбит пожал плечами и сошёл с коня.
— Я сам собирался здесь заночевать. — сказал он. — Вот потому и не хотел, чтобы вы тут тоже угнездились. Иной раз едешь две недели — ни человека на пути, а тут прямо сразу двое. Вот я и думал отпугнуть вас.
— А черепа не ты навешал? — с насмешкой спросил Долбер.
— А, черепа? Нет, это здесь до меня всё было.
— А как же великий хан Яхонт Тимусин? — подхватил насмешку Лён.
— Был такой. — остро глянул на него из-под бровей Кирбит.
Солнце уходило к западу, а под широким дубом уже было так темно, словно под ним наступила ночь. Три человека развели костёр и стали жарить на нём попутную добычу: у Лёна с Долбером были при себе трофеи — набитая в дороге птица. Они не стали жмотиться и угостили случайного знакомца. Долбер, кажется, так и не сообразил, кто их гость. Он снял кафтан и, закатав рукава, ловко почистил и выпотрошил птицу. Потом пронзил тушки прутами и посадил вертела на деревянные рогульки.
"Совсем как тогда, во времяч похода к Верошпиронской башне" — подумал грустно Лён. Он улыбнулся, вспоминая, как с удивлением узнал, что Ромэо и Джульетта жили вовсе не в Верошпироне, и что это вообще название лекарства — жулик Вещун ловко тогда посмеялся над ними. Воспоминания всё чаще посещали Лёна, и приход их был печален.
Долбер закончил своё дело и уселся перед костром, глядя как жарится птица. Кирбит устроился, сложив ноги по-турецки. Свои ладони с длинными смуглыми пальцами он свесил с коленей и неотрывно смотрел в огонь. Оба друга сняли свои шапки, а он так и сидел в своём лохматом лисьем малахае, хотя вечер был тёплым и от костра несло жаром.
Ласковая тихая погода, близость могучего дуба и необычность места навевали странное желание заняться разговором. Сон не шёл, а лёгкий ночной ветер тревожил языки огня, как будто выходил на поиски своей любимой молодой Восточный Ветер.
— И что, хан Яхонт в самом деле был велик? — спросил Лён.
— Не только сам велик, но и потомки его обладали многими дарами. — подтвердил Кирбит. — Ведь хан Яхонт был тем, кто взял в жёны Огненную Саламандру.
— Саламандру? — удивился Долбер.
— Огненную Саламандру. — с лёгким нажимом подтвердил Кирбит. — И было это достаточно давно — не менее двадцати поколений прошло с тех пор. Теперь уже потомков Тимусина не сохранилось, а то бы не жить этим землям так тихо и привольно. Так что, я наврал, что я его потомок, а то бы и я владел Неумирающим Огнём. Вот тогда бы поспорили вы со мною, путники, когда в моих руках имелись бы два огненных клинка. Впрочем, я не спорю: дивоярский меч тоже сильная вещь.
— А про саламандру? — напомнил Долбер, осторожно переворачивая птицу.
— Ах, да — про Саламандру. — покивал лисьим малахаем Кирбит Яхонтович — хоть он и незаконно присвоил себе имя великого хана, но раз уж пожелал так зваться — пусть зовётся. И завёл он долгую историю, глядя в костерок и мерно покачивая головой.
Ночь была темна, над головой качал шумливыми ветвями старый дуб, по небу плыли звёзды и выкатился ясен Месяц, в стороне возвышался старый камень и молчал, не желая делиться своими тайнами — всё было удивительно и чудесно, и оттого два друга не стали прерывать Кирбита.
Водил некогда стада коней в Сартанской степи бедный кочевник Ююган. Своего скота не было у него — так был он нищ, что не мог прокормить ни одного ребёнка. Все дети умирали у него от голода, не достигнув и пяти лет. Жена его устала жаловаться на свою долю: целый день и целую ночь ходил её муж за чужими лошадьми, а за работу получал кусок чурека и пиалу снятого молока.
Не будет у нас сыночка, говорила Лейлэ, жена Ююгана. Да, не будет сына — прервётся род, а про таких сартаны говорили, что злой учмур похитил все души рода и оттого не войдут они в Небесную Юрту и не сядут за столами, полными угощений. Не станут говорить им добрых слов Небесный Хан и Небесная Ханум, не поднесут пиалу доброго кумыса, не оделят яркими шелками, не отведут им места на великом пиру в Небесной Юрте.
Так плакала Лейлэ днями и ночами, пока её муж пас чужих коней. И вот однажды устала она от своего плача и легла на рваный коврик — всё, что оставалось у них от былых времён, когда оба они были помоложе и посильнее. И снится Лейлэ, что встала она и пошла по зелёной степи. Идёт, идёт и видит: в земле яма, а в яме лежит большой яркий камень цвета мёда — яхонт. Ох, думает во сне Лейлэ, продать бы мне этот камень — была бы в юрте Ююгана еда: добрый чурек, овечий сыр и молоко. Тогда бы вырастила Лейлэ хоть одного ребёнка.