– Давай. И Вася, за кофе спасибо.
Сосед поднялся, пробурчал что-то очень похожее на "пожалуйста", забрал термос со стола и уже на пороге сообщил:
– Да, на счёт завтра – всё в силе. Я уже сказал командиру, Борис не возражает.
– Спасибо большое, – искренне поблагодарил я приятеля.
– Нет проблем… ну всё, давай, увидимся.
Завтра – важный для меня день. В планах вылазка в квартиру на поверхности. Решил перенести на станцию несколько личных вещей, конечно, если они ещё на месте. Такие одиночные походы в город всегда нужно согласовывать со своими командирами, дисциплина на базе не была пустым словом. Я, как командир боевой группы, получил согласие на выход непосредственно у начальства базы и теперь вот есть ответ Бориса, командира группы, с которой ходил в рейды Василий. Конечно, пойти можно и одному, но помощь сильного бойца не помешает.
Последний раз я был на квартире чуть больше года назад, в конце лета. Тогда мы с девочкой-найдёнышем, в поисках последнего шанса, только появились на станции, да и вообще в городе. Дом хорошо сохранился, сама квартира была на замке и тоже не пострадала. Много вещей унести не получилось, а потом как-то всё было не до этого.
Почти всё необходимое для повседневной жизни можно без проблем найти в помещениях магазинов поблизости, либо на складе поселения. Кроме еды, добывать которую с каждым месяцем становилось всё труднее и труднее.
Скажи мне кто-нибудь раньше, что наступит время, когда придётся защищать свою жизнь от людей, готовых убить незнакомца за банку просроченной тушёнки, я бы от души посмеялся над этим, как над какой-то нелепой шуткой.
Шутка как-то быстро… перестала быть таковой. Люди насмерть дрались с другими людьми за жалкие крошки, оставшиеся от некогда богатого стола. Бывшие хозяева, а теперь просто вымирающий вид на ставшей чужой планете, продолжали цепляться за иллюзию жизни. Без надежды, без будущего.
В отличии от большинства людей, которые пережили Вторжение, но плохо помнили первые его дни, в моей памяти всё отлично сохранилось с самых первых часов катастрофы. Многое мне тогда было не понятно, что-то казалось невероятным, а чаще всего было попросту страшно.
Выключался рациональный мозг городского жителя, включались первобытные инстинкты. И я выживал вопреки и назло всему, не зная тогда, что такое выживание скоро станет для человека обычной, ежедневной рутиной.
…
Человек, переживший Вторжение, стал значительно сильнее, выносливее и избавился от большинства болезней. Перестал тратить время на сон и получил возможность воздействовать. А ещё он получил удивительную память, которая позволяла скрупулёзно сохранять, накапливать и воспроизводить информацию. События, даже удалённые по времени, сохранялись в ней детально и отчётливо.
Я дорого бы отдал за возможность забыть всё, оставив только воспоминания последнего довоенного года. Но в памяти за этот период остались только отдельные фрагменты, полуистлевшие, рваные кусочки блёклых картинок.
Первая встреча с будущей женой, после которой мы гуляли до самого утра, разговаривая обо всём на свете и даже не думая расходиться по домам. Свадьба с Полиной – тёплый и солнечный день, когда казалось, что именно такой солнечной будет и вся наша с ней долгая совместная жизнь. Тот звонок жены, голосом заговорщика сообщающей о том, что нас скоро будет трое и третий – это точно не её мама. И волнительное чувство ожидания ещё большего счастья, которое должно наступить совсем скоро, с рождением сына.
Остальное хочется забыть. Забыть тот зимний вечер, когда мы с женой добирались домой после позднего ужина у друзей. Ту страшную аварию, которая лишила меня семьи и возможности быть счастливым. И не помнить всего, что было в моей жизни дальше.
Как будто и не было никакого Вторжения, а я – припозднившийся рядовой пассажир метрополитена, прибывший на свою станцию после очередного, такого же рядового, трудового дня. Которому остаётся, что подняться на поверхность, пройти десять минут до подъезда, ещё раз подняться, но уже на лифте и позвонить в дверь квартиры, на пороге которой встретит красавица Полина с маленьким сынишкой на руках. И тогда все проблемы суетного рабочего дня останутся позади, растворившись в теплоте глаз родных людей.
Но абсолютная сука-память старательным статистом подсовывает всё то, что мне никак не хочется вспоминать. И чем больше я стараюсь не думать об этом, тем настойчивее всплывают в памяти события последних непростых полутора лет. И тот самый день, двадцатое апреля. День, когда на Землю напали.
…
Бочковатую тушку микроавтобуса выносило со встречной прямо на мой Крузак не оставляя сомнений – удара не избежать. Метеором по небосклону пронеслась мысль о том, как же хорошо, что беременная Полина не поехала сегодня со мной, отказавшись от приглашения друзей.