Мне почему-то вспомнилась песня одного старинного певца-поэта: Наши павшие как часовые...
Мы стояли долго, потом я подошел к старику. Он повернул ко мне невидящие глаза и прошептал: - Это мой народ. А я думал, почему ко мне никто не приходит, отцы не приводят своих детей, девушки не спрашивают благословения. А они все как и я мертвы... Нет больше моего народа. Нет.- и старик ссутулился.
Я не знал, что и сказать, потом решился: - Дед, да не может быть, чтоб все погибли, наверняка, кто-то из твоих спасся и сейчас живет далеко отсюда, забыв землю предков.
Старик вскинулся и яростно зашептал: - Обещай, что найдешь потомков. Обещай. Пусть оживет мертвая земля и снова наполнится детским смехом.
Я развел руками: - Да как я их найду, да и согласятся ли они здесь жить. Как я могу это тебе обещать.
Дед метнулся к могиле и вернулся ко мне. В руках у него болтался на цепи золотой медальон.
- Возьми, повесь на шею и как только рядом будет кто-то из моих, он будет биться в унисон с твоим сердцем.
- Дед, ну не могу я тебе обещать, я сам не знаю, что будет со мной завтра,- взвыл я
- Обещай, что хотя бы не пройдешь мимо моего потомка, хотя бы это...
Я сдался: - Хорошо, сделаю, что смогу. Давай свой медальон.
Я повесил его себе на шею, повернулся к скелетам и сказал: - Надо идти.
У меня появилось ощущение, что скелеты, знают куда идти. Они бежали ровно и уверенно.
Добежав до развалин, воины, вошли в проем, видимо бывший, когда-то дверями. Я последовал за ними.
Да, это была кузня.
Вдруг проснулась и зашевелилась Фырка, выскочив из коробочки, она метнулась в провал полуразрушенного пола. Вот же привычка мышачья, чуть что, шмыг в нору.
Я же достал горн и послюнявив палец проверил наличие сквозняка. Штиль, хорошо, то, что нужно. Скелеты положили один конец ствола в горн, а другой опустили на пол. Я почесал затылок и обратился к старшему: -Старшой, тут бы надо подложить чего.
Скелет повернулся к подчиненным и через несколько минут, то, что изображало затвор, было ровно уложено на неизвестно откуда, взявшиеся, гладко отесанные камни.
Сплавчик то тяжелый, ой и намаюсь с ним, и самое главное, нагрев должен быть, более или менее равномерным.
Я залез в сумку. Не сумка, а прям склад старьевщика. Чего только и нет, и этого нет, и того тоже. Минут через десять копаний, я нашел, неизвестно, как оказавшиеся у меня четыре ржавых щита.
- и не надо на меня так смотреть, не помню я, как у меня они оказались. - строго сказал я скелетам. Вот блин, черепушки, как не посмотри, а не поймешь, толи они серьезные, толи скалятся своим беззвучным ржачем.
Один щит я брезгливо откинул - и сталь плоха, да и неудобен. Я б руки тому ковалю пообломал за такую работу.
Оставшиеся три щита, я разложил под стволом. достал баллон с огнянкой и аккуратно полил его. Огнянка полыхнула ярко и горячо. Подозвав ближайшего фримена, я сунул ему баллон и велел, когда будет затухать, поливать его, но понемногу. Воин зыркнул на меня зелеными огоньками в глазницах, но баллон взял.
Я же достал веревочку с размерами и начал работу. Возникший, было в моей голове мелкий гном, покрутил пальцем у виска и пропал.
Через десять часов работы, я отвалился в полном охренении от горна, и ведь это я только сделал заготовки.
Не зря этот мелкий гаденыш крутил пальцем у виска.
Появилась Фырка. она притащила какую-то штуку и положила мне под ноги. Я поднял ее и удивился. Это была детская игрушка, ну как наш ванька-встанька, только из кости, напоминающей слоновью, украшенная тонкой резьбой.
Вдруг кто то тронул меня за плечо. Я обернулся. Сзади стоял старший скелетов и смотрел на игрушку.
- Это твое? - спросил я у него.
Он отрицающе покачал головой и вдруг сделал рукой жест, которым мы, живые, обычно показываем рост ребенка.
-Это твоего сына?
Скелет опять покачал головой.
-Дочки.
Ответом был короткий кивок черепа.
- Держи, - и я протянул ему игрушку. Скелет схватил и прижал ее к груди, потом низко поклонился.
Эхе хе, труды мои тяжкие.
Я с кряхтением поднялся и подполз к горну. Нус, продолжим, пошла проходка.
Самое неудобное, это было не свернуть конусы под кривые клычищи костяного вымогателя, и кто ж меня дернул за язык, я б такому дергателю все бы поотрывал, что жить мешает, а подогнать тютелька в тютельку, да шовчик сделать незаметный. Но как бы то ни было, после долгой и упорной работы, после нудной полировки, блин этож сколько я дорогой алмазной пыли угрохал, все было сделано. Я радостно потер свои натруженые руки, представляя, как сейчас, да что сейчас, для себя любимого сделаю, глянул на остатки драгоценного материала и упал. Какие слова и словосочетания я выкрикивал, лежа на пузе, суча ножками и стуча кулаками по полу, я приводить не буду. Не всякая бумага их выдержит, любые, даже ко всему привыкшие уши свернутся в трубочки. Вовремя выскочившая и отбежавшая в сторону, Фырка сочуственно смотрела на меня, и только скелеты скалились своими белоснежными улыбками в стороне.