Ниже, спускаясь на треугольник между бёдрами. Пальцы проскальзывают внутрь и начинают ритмичные движения. Резко. Наслаждение напополам с болью, перетекают одно в другое, смешиваются, доводят до черты, за которой рассудка уже нет. Мыслей никаких нет.
Только пожар в грудной клетке.
Мучитель нависает надо мной так низко, что я дышу его воздухом, но этого мало и приходится припадать к губам.
Из груди рвутся стоны, такие умоляющие, заглушённые поцелуем. Мне так немного нужно, но Ланкмиллер намеренно оттягивает момент, ему хочется ещё поиздеваться, посмотреть, как я извиваюсь под ним, послушать, как прошу, хотя надо бы послать к чёрту.
Формула простая: Он мучает – я позволяю. Хотя на самом деле десять раз не нужно ему моё позволение. Плевать он на все это хотел. Если надо будет – возьмёт силой.
И эта вот усмешка только доказывает безошибочность моих рассуждений. Твою мать, только не делай такое самодовольное лицо, как будто ты в любой момент можешь прекратить это всё.
Нихера ты не можешь.
Мы оба в этом дерьме.
Я и ты. Вдвоём.
– Ты мне нужен, но я тебе – тоже, очень. Как будто бы ты пришёл, если бы это было не так.
Приподнимаюсь, чтобы взять его лицо в свои руки. Я знаю все твои слабые места, мой хороший, я тоже тебя наизусть выучила, именно поэтому ты сейчас дрожишь от простого поцелуя за ухом.
Я как будто вскрываю ножом его слабости, сдираю ногтями кожу, чтобы взглянуть на настоящего Кэри. Его это и бесит и заводит одновременно.
– Ещё раз так сделаешь и...
– И что? Ещё раз – и что?
Это намеренная провокация, и если Ланкмиллер вдруг решит мстить, оправдываться мне будет нечем. Впрочем, ему сейчас не до мести. Ему сейчас ни до чего.
В моё бедро упирается его эрекция, и я приподнимаюсь чуть выше, закусываю губу, ещё немного – и до крови, потому что знаю, ждать Кэри уже не будет, Ланкмиллер хочет прямо сейчас выдрать меня так, чтобы забыла как думать и как дышать.
Когда он входит, я резко втягиваю воздух и выгибаюсь навстречу, впиваясь ногтями в его спину.
Это так низко и замечательно одновременно – чувствовать в себе его жар, сжиматься вокруг него, беспощадно выцеловывать губы.
Я травлюсь воздухом. Ещё пару вдохов и всё.
Ланкмиллер не просто вжимает в простыни – вколачивает в них.
Все звенит от кайфа, а потом – потом я вообще перестаю соображать хоть что-нибудь связное.
***
Сначала меня скручивает жуткий, нечеловечески страшный холод, а осознание приходит только потом, секунды через две.
Он снится мне.
Он, блять, снится мне.
Всего две недели, с тех пор, как я начала нормально спать.
Стакан с водой я не просто опускаю – опрокидываю себе на голову, не заботясь о простынях. Все равно намокнут от слёз.
Я знала, что так случится. Но думала, что это будет с Вестом. Не с Кэри.
Застыла, словно собираясь по кусочкам обратно из разбитого состояния и точно так же собирая увиденное, чувствуя, как оно врезается в меня не хуже битого стекла. Прямо острыми краями, прямо по живому и даже ещё не до конца зажившему.
Выть от боли?
Выть я уже не могу. Голоса нет.
Кэри. Такой явный, такой отчётливый, что даже его запах до сих пор стоит в горле. Застрял. Скрутился в тугой комок.
Но что ещё хуже, это ощущение невероятной бездонной пустоты, которая наваливается следом, едва только пелена сна соскальзывает окончательно, обнажая меня реальности.
И я не знаю, как вдохнуть. Я по правде говоря, вообще ничего не знаю.
Ланкмиллер, ну зачем ты так со мной? Какого хуя тебе, мудаку, от меня нужно?
Я не хочу снова рыдать до хрипов в глотке всю ночь. Больше всего тянуло напиться до беспамятства, но у меня на кухне был только чай и просроченная газировка, что, в общем, совсем не поможет свершиться алкогольному опьянению.
Ладно. Ладно. Я верю, что ты не нарочно. И даже в то, что все будет хорошо, тоже верю.
Так что к черту выпивку.
Завтра станет полегче.
</p>