Оттуда она выскочила быстро, держа в руках пакет, неловко вскочила на заднее сиденье мотоцикла, водитель дал по газам и мотоцикл, громок газанув и крутанувшись по двору, выскочил на улицу. Бабка резко выпрямилась, и, срывая на ходу платок и грязный плащ, кинулась за угол. Вскоре джип Павла несся по проспекту следом за мотоциклом. Он уже знал адрес Толика, но они могли поехать в другое место, поэтому упускать их из виду Павел не собирался. Мотоцикл даже не крутился по улицам, не пытался запутать следы, а прямиком подъехал к дому Толика. Взбудораженная пара почти бегом, не оглядываясь, зашла в подъезд, Павел за ними, отставая на десяток метров.
Замок на дверях был простенький, его он вскрыл быстро, и неслышно ступая, прошел на кухню, откуда доносились маты. Перед ним предстала картинка, на столе распотрошены его «куклы», Лялька сидит, расстроенно глядя на кучу бумаги, а перед ней размахивая руками, матерится Толик.
Схватив парня рукой за горло сзади, Павел на ухо ему сказал:
— А ты сопляк, думал я тебе так просто выложу лимон баксов? Салага, я сразу понял, что это ты. За последние пару дней, я стал часто замечать мотоциклиста неподалеку от себя. Ты думал, я не увижу слежки?
Парень попытался вырваться, руки маньяка еще крепче сжали его горло, и Толька был вынужден поднять руки.
В кухню вступил Мрак, молча, глядя вокруг страшными красноватыми глазами. Павел понял, что сейчас эта пара дураков видит Мрака, об этом говорили побелевшие лица, и застывшие позы. Он ласково улыбался и молчал. Наконец Аленка с кривой улыбкой проговорила:
— Ладно, кончай концерт! Убери собаку, она меня пугает! Мы облажались, хочешь, чтобы мы поклялись, что никому не скажем? Твои условия?
— Какую собаку? — Двое за столом вздрогнули — собаки на кухне не было.
— Это что, гипноз? — прошептал Толян.
— Гипноз, гипноз. А вы сядьте, голуби за стол, и расскажите-ка мне, что именно вы «никому не скажете». И чего стоит ваша клятва, я уже знаю. Лялька, я думал ты только трахаться любишь до такой степени, а ты, оказывается, и бабки любишь до потери мозгов?
— Не надо меня лечить, Паш. Денег много не бывает. У нас с тобой сын растет. Мне надо думать о будущем.
Они сидели вокруг маленького стола, невольно близко касаясь плечами, и как два напуганных галчонка уставились на Павла. Это было даже забавно.
— Ну-с? Кто будет говорить? — Нетерпеливо глянул на них мужчина. — Хотелось бы услышать ваш бред.
Парочка за столом бледнела, потела и переглядывалась. Наконец все-таки заговорил Толик, хотя Павел был уверен, что главная в их тандеме его бывшая любовница.
— Мы знаем, что вы убили ту женщину в подвале. Я видел её, и это была не та девушка из кафе. Та, в подвале была мертвой, я уверен, значит, она не могла быть в кафе. И эту из кафе вы тоже убили, я видел вас в ресторане, я все это время следил за вами. И эта девушка тоже пропала. Я не знаю, за что вы их убили, и куда дели тела, но я уверен, что вы — убийца. — Он напряжения пот стекал по его виску, руки тряслись, а голос был на удивление тверд.
— Если я — убийца, как ты говоришь, что мешает мне убить тебя? И ты что, эксперт? Ты проверял пульс, дыхание? А ты не можешь подумать, что девушка могла нажраться дури и отрубиться во время фотосессии? Что этой фотосессией она пыталась заработать, как раз на следующую дозу? Что свои сомнительные услуги она мне навязывала в надежде заработать на следующую дозу?
— Но ведь вторая не похожа на наркоманку, и она у тебя работала. — Встряла Лялька.
— Поначалу они все не похожи, но процесс затягивает. Мне было жаль Свету, у неё двое детей, я пытался предложить ей лечение, как раз в тот, последний вечер. Мне удалось уговорить её, мы поехали в клинику, а по дороге она сбежала от меня на заправке. И больше я её не видел. Да, вначале я спал с ней, пока не понял, что девка уже на игле. — Равнодушие, с которым он говорил, полное отсутствие волнения почти убедило и Ляльку, и парня. Или страх, или желание поверить.
— И зачем вам деньги, которые вы у меня потребовали? И почему вы не пошли сразу в милицию? Или деньги вкуснее справедливости? — Пашка уже откровенно издевался, он мог убить этих двоих, а они не понимали этого, и не боялись, ну почти не боялись. Их страх и жадность были вкусными, он их ощущал как жгучий перчено-горчичный вкус. И ему все больше было смешно на них смотреть. Особенно, когда призрачный пес положил руку на колени Ляльки, признавая своей, и в конце концов лизнул в щеку. Та машинально вытерла щеку, и недоуменно посмотрела на свою руку.