Через час, соблюдая меры предосторожности, группа взошла в реденький лесочек, что соединялся ближе к Черной Горе со сплошной растительность поймы.
Гаффар нашел невысокий холм, с которого просматривалось пожарище. Огонь потух; да и поднимавшийся дым стал почти прозрачным. На плоскогорье, перед полосой «зеленки», догорали останки боевого вертолета.
«По всей вероятности, упал из-за неисправности, — предположил инженер, внимательно изучив местность сквозь мощную оптику американского бинокля. — Вокруг никого, подмога задерживается. Если бы его сбил кто-то из наших, здесь уже все бы перепахали ракетами!..»
И резко обернулся к Хаккани:
— Передай расчетам: пусть рассредоточатся по лесочку и готовятся к пускам. Сейчас прилетят шурави.
Первой к упавшей «вертушке» подоспела поисково-спасательная группа: два Ми-8 и два Ми-24. Но они подошли строго с востока — осуществить пуски не позволяла дальность. Забрав выживших членов экипажа, группа тут же улетела в сторону Джелалабада.
Скоро на смену им примчались две юрких машины десанта с десятком солдат. А спустя пять минут на горизонте появились две транспортные «восьмерки», за ними на предельно-малой высоте шла пара Ми-24.
— Эти пожаловали надолго. Будут разбираться… Все как обычно — Советы пользуются старой и проверенной тактикой, — прошептал инженер. — На этом я их и поймаю.
БМД с десантниками на броне приступили к патрулированию вокруг места катастрофы. Из приземлившихся Ми-8 высыпали люди в комбинезонах; почти все окружили чадившие обломки. Хищные, вытянутые тела «двадцатьчетверок» барражировали кругами, выпуская по две-три ракеты в близлежащие овраги. Иногда их тени проносились над растворившейся в «зеленке» группой Гаффара, и тогда молодой Хаккани взволнованно спрашивал:
— Чего же мы ждем? Почему не стреляем?!
— Рано, — спокойно отвечал командир, беспрестанно поглядывая на запястье, — потерпи еще минут десять-пятнадцать — никуда они не денутся. Ты же хочешь вернуться домой живым?..
Тот мелко кивал и опять скрипел зубами, наблюдая за вражескими вертолетами…
Все. Пятнадцать минут шестого. Пора!
Три расчета произвели пуски одновременно. Первая ракета устремилась за ведущим бортом, но вильнула в сторону и взорвалась на некотором расстоянии, не повредив «вертушку». Зато вторая и третья попали точно в левый борт ведомого.
Послышались дружные выкрики:
— Аллах Акбар!
— Победа!..
Лицо Гаффара исказилось в гневе.
— Перезаряжать! Скорее перезаряжать!! — резко выкрикнул он.
Ведомый, снижаясь и оставляя за собой дымный шлейф, удалялся на северо-запад. А вот ведущий, заметив, откуда взлетели ракеты, заходил для атаки…
— Всем расчетам — пуск! — приказал инженер, но голос потонул в грохоте разрывов.
Не обращая внимания на свистевшие на головой осколки, он вскочил и бросился к одному расчету, к другому… Подбегая, тормошил и пинал ногами прячущихся за камнями единоверцев. Поднимая, заставлял целиться в вертолет.
Оператор третьего расчета лежал без движения, окровавленная рука сжимала тубус с ракетой. Гаффар сам перезарядил пусковое устройство, присел на колено и произвел пуск по удалявшейся «двадцатьчетверке»…
О результатах последней операции полевой командир отчитался по радио примерно через час после наступления темноты; сообщил также о больших потерях, об отсутствии боеприпасов к ПЗРК и о намерении досрочно завершить свободную охоту.
Ночью остатки группы подошли к длинному горному хребту. По его вершине, на высоте четырех километров, петляла граница между Афганистаном и Пакистаном. К утру прихрамывавший Гаффар рассчитывал ее пересечь и ступить на территорию сопредельного государства.
Спотыкаясь, за ним шли выжившие моджахеды. Что-то около сорока человек. Еще пятерых тащили на самодельных носилках. Остальным из лесочка уйти не удалось…
По замыслу американских советников свободная охота Гаффара должна была финишировать десятого апреля. Именно в этот день планировалось перейти границу, именно в этот день группу встречал бы в условленном месте капитан Маккартур с крытыми грузовиками для перевозки людей.
Инженер решил вернуться раньше. Что проку лишнюю неделю болтаться по северо-восточным провинциям? К этому часу не осталось ни одного заряда к ПЗРК, ни одной гранаты. Обычные боеприпасы были на перечет. Заканчивалось продовольствие и медикаменты, садились батареи к рации. От некогда многочисленного и мощного отряда осталась половина. Да и раненным бойцам требовалась срочная медицинская помощь…
«Маккартур обязан меня понять. Обязан! И он на моем месте поступил бы так же!.. — убеждал сам себя полевой командир, медленно и наугад взбираясь вверх по крутому склону. — К тому же мы возвращаемся не с прогулки и не с нулевым результатом. Пять уничтоженных воздушных целей. Пять! Ведущий вертолет, к сожалению, вчера ушел — четыре последних ракеты его так и не достали. Наверное, за его штурвалом находился очень опытный летчик. Зато ведомый упал где-то на северо-западе от пожарища — он точно был поврежден двумя нашими ракетами! Я видел это лично…»
Примерно с такими мыслями он довел отряд до вершины длинного хребта и повернул на восток.
Да, случившиеся промахи не умоляли заслуг группы. Год или два назад ни моджахеды, ни их американские друзья даже не мечтали о подобных результатах. И это тоже обязаны учесть Маккартур с главным военным советником. Обязаны!
Глава четвертая
Афганистан, аэродром Джелалабада
Апрель 1987 г
Пока начальство объясняется меж собой, я спешу ретироваться поближе к «восьмерке» Володи Хорева. В такие минуты глаза командованию лучше не мозолить. Доложить — доложил, а дальше пусть думают сами. На то они и носят большие звезды на погонах.
Забравшись в грузовую кабину, плюхаюсь на откидное сиденье.
— Ну что? — с кислой миной вопрошает штурман.
Я тяжко вздыхаю, вытирая платком мокрую шею:
— Хер их знает… Но готовиться, Валера, надо к худшему. Полагаю, достанется нам по самые гланды. Под горячую-то руку…
Пару минут наше воображение еще полнится сумасшедшей чередой недавно пережитых событий.
Еще бы! Прямое попадание двух «Стингеров»; оглушительный двойной взрыв по левому борту, от которого до сих пор в башке звучит «малиновый звон»; лихорадочное мигание красных сигнальных табло, издевательски спокойный голос бортовой «мадам»; и вынужденная посадка на подвернувшуюся ровную площадку, выполненная в сумасшедшем темпе. Не мудрено, что перевозбуждение и натянутые нервы не позволяют нам со спокойной рассудительностью обозначить причины сего происшествия, а также предположить его последствия. Мы просто не понимаем его объективной сущности и не думаем о том, что на нашем месте мог оказаться любой другой экипаж. И какое-то время мучительно посасывает «под ложечкой» при мысли о вариантах наказания…
Однако на полу грузовой кабины — прямо перед нами, лежит обуглившееся бронекресло с останками командира экипажа Павла Винника. Взгляду просто некуда деться — он постоянно натыкается на то, что час назад было живым: дышало, мыслило, разговаривало, улыбалось…
Поэтому вскоре все мыслимые и немыслимые кары земных начальников нам кажутся сущей безделицей в сравнении с тем, что могло бы произойти, отнесись к нам судьба чуть менее благосклонно…
Первым в чрево Ми-8 поднимается озабоченный Григорьев, за ним — мрачный Крушинин; молча рассаживаются по разные стороны грузовой кабины.
Из пилотской высовывается Володя Хорев и вопросительно смотрит на высокое начальство.
— На базу, — недовольно бурчит начальник Армейской авиации.
Машина тяжело отрывается от земли, подворачивает в сторону ветра, разгоняется…