— Ну что? — позабыв о тлеющей сигарете, спросил он подошедшего инженера. — Они возвращаются?
— А куда они денутся!..
— Значит, согласились?
— Да. После того, как я раздал десятерым особо отличившимся свои деньги, — равнодушно отвечал Гаффар.
— То есть…
— Ты правильно понял: я премировал их своими деньгами. И пообещал сделать то же самое после окончания операции.
— Спасибо, Гаффар, — пролепетал пораженный американец. — Я расскажу о твоем поступке советнику. И мы с ним обязательно компенсируем…
— Не стоит. Я взялся за оружие не за деньги, — не дал договорить афганец. И, усмехнувшись, добавил: — У меня свои взаиморасчеты с демократами и русскими.
Повернувшись, он направился к стоявшим посреди караванной тропы бойцам. Те уж перемешались меж собой: и возвращавшиеся с «охоты», и свежие — в новенькой, чистой форме.
Маккартур окликнул и, сделав пару шагов, приблизился почти вплотную к афганцу. Темная синева, минуту назад едва мерцавшая в небе за спиной капитана, уже просветлела, набрала силу. На фоне бескрайней темноты западного горизонта серое лицо бывшего инженера было отчетливо видно. Американец с интересом заглянул ему в глаза, пытаясь отыскать в их глубине хотя бы намек или остатки страха. Но нашел лишь холодную уверенность. И даже нечто похожее на усмешку.
— Иди обратно, капитан, — тихо сказал он.
И опять Эдди удивился: голос звучал бесстрастно, словно тот и не скитался три холодных месяца по горам, не переживал нечеловеческого напряжения, не скрывался от ракетных обстрелов по расщелинам и пещерам…
Американец кивнул, но выполнять совет не поспешил. Вынимая из пачки следующую сигарету, спросил:
— Хотел у тебя поинтересоваться, Гаффар: мы сейчас на афганской территории?
— Какая тебе разница?
Эдди щелкнул зажигалкой и пожал плечами:
— Ты прав, — в общем-то, никакой.
— Тогда уходи. Русские вертолеты частенько совершают облеты пограничных перевалов. Не задерживайся здесь — забирай моих раненных и уходи!..
Глава вторая
Афганистан, район джелалабадского аэродрома
4-5 апреля 1987 г
Приготовления закончились.
Все собрались вокруг стола и первым делом помянули Павла Винника. Встав и не чокаясь, выпили. Помолчали, с минуту избегая смотреть друг другу в глаза. Дескать, ушел наш боевой товарищ, а мы остались…
Но молодость и страстное желание жить дальше берут верх в вечном споре со смертью. Постепенно снова расходится разговор, лица озаряются улыбками.
Шумно пьем за нашу с Валеркой удачную посадку.
И сыплются вопросы: на какой высоте сбили? Как сильно долбануло в борт? А успели заметить, откуда производились пуски? Не последовало ли «духовских» атак на земле?..
Третий раз пьем по традиции молча, поминая всех погибших товарищей…
Потом опять говорим, вспоминаем и страстно спорим… Что с нас взять — летчики! Как в том старом анекдоте: комэск прислушивается, о чем болтают подчиненные в классе подготовки к полетам… О рыбалке? Хорошо. Об автомобилях? Нормально. О бабах? Тоже неплохо. О полетах?! Вот паразиты — уже напились!..
Пропустив несколько «соточке», мы с Валеркой чуток отходим от шока и наперебой делимся впечатлениями, порой вспоминая подзабытые в водовороте событий мелочи. Когда гвалт достигает апогея, переходя за «рамки», мне приходится вспоминать о просьбе командира. Уподобляясь лектору, читающему скучный материал, я призывно стучу вилкой по кружке, и товарищи тут же сбавляют громкость…
По комнатам разбредаемся около полуночи. Времени для сна остается немного — через пять часов начинается очередной тяжелый день.
Проснулся я за полчаса до противного дребезжащего звонка будильника. В необычных обстоятельствах человек всегда ощущает время, словно внутри заведен и тикает этот ненавистный будильник. Лежал, пялился в светлевший потолок и молча страдал от головной боли…
А ровно в пять летчики и бортовые техники моего звена поднимаются как ни в чем ни бывало — словно и не опорожнили накануне вечером приличную бутыль чистого спирта. По «пять капель», конечно, не получилось. Вышло гораздо больше — грамм по триста пятьдесят на брата. Но, тем не менее, наказ Сергея Васильевича выполнили — держались в строгих «рамках»: не орали, не бузили, дальше офицерского сортира и курилки не мотались.
Ополоснувшись прохладной водой и, одевшись, отправляемся со штурманом в столовую. Мой экипаж сегодня не задействован в полетах, потому мы с Валерием не спешим…
Настроение после общения с друзьями стало получше, но и напряжение не отпускает. Кто знает, что решит начальство, и какие выводы сделает комиссия, которая непременно нагрянет по нашу душу!..
Навстречу торопливо шагает комэск.
— Шипачев!
— Я, товарищ командир.
— Ну-ка задержись на минуту…
Здороваясь за руку и хитро улыбаясь, интересуется:
— Как здоровье, орлы?
— Нормально, — почти не кривим мы душой. Состояние и в самом деле обычное, не считая немного тяжеловатой головы.
Выщелкнув привычным движением из пачки сигарету, Сергей Васильевич подпаливает ее, раз пять жадно затягивается и вдруг заявляет:
— Ты же там все знаешь, Константин. Верно?
— Где? — не понимаю я.
— Где-где… — выпускает он в сторону дым и мельком смотрит на часы. — Там, где вертолет твой остался.
— Ну, в общем-то, да. Знакомый райончик…
— Вот и хорошо. Дуй на «восьмерку» — борт № 67. Тебя уже ждут на борту технари с грузом. Назначаю тебя старшим команды. Да и не забудь прихватить бойца с радиостанцией — он давненько торчит у КДП…
— А штурман? Валера Мешков полетит со мной?
— А зачем он тебе там? — смеется майор. — Пусть идет к штурману эскадрильи — у него намечается какая-то бумажная работа. С полетными картами…
И, пульнув недокуренную сигарету, направляется в сторону КП.
— Иди хоть позавтракай, — виновато смотрит на меня Валерка.
Наш экипаж в Афгане практически неразлучен, к тому же после аварийной посадки сам бог велит держаться поближе друг к другу. А тут вдруг волевым командирским решением нас разлучают и ставят разные задачи.
— Не хочется, — морщусь я, представляя однообразную столовскую пищу.
Еда и в самом деле сейчас встала б поперек горла. Хотя, пару стаканов крепкого чая, пожалуй, выпил бы — голова малость побаливала, во рту пересохло. Но, вспомнив о болтавшейся на ремне фляжке с водой, я спешно прощаюсь с Валеркой:
— Ладно, пошел. А то еще улетят без меня…
Так и расстаемся на полпути к летной столовой: я иду на стоянку, штурман плетется завтракать…
«Ни черта не понимаю, — мучаясь в догадках, подхожу к КДП, — мой вертолет наверняка охраняется подразделением пехоты или десанта. Тогда зачем туда отправляют меня?..»
— Эй, боец! — окликаю солдата со старенькой радиостанцией и аккумуляторами. — Не меня ждешь?
— Вас, товарищ капитан.
— Бери свою шарманку и за мной…
Ми-8 с крупным номером «67» под выхлопными устройствами уже готов к вылету: экипаж в пилотской кабине; в грузовом отсеке — инженер эскадрильи во главе технической бригады; всю центральную часть отсека занимает здоровенный ящик с четырехсоткилограммовым газотурбинным двигателем для Ми-24. Повсюду лежат агрегаты, трубопроводы, инструменты в специальных металлических ящичках…
И тут меня осеняет.
«Товарищ полковник, вы не волнуйтесь. Мы же не знали, что здесь засели душманы с ПЗРК. А вертолет мы восстановим…» — четко припоминаются мои же слова, сказанные начальнику Армейской авиации полковнику Григорьеву.