Поднеся к глазам окуляры бинокля, Гаффар медленно вознес к небу правую руку…
Вглядевшись в позицию русских и убедившись, что те, ничего не подозревая, копаются у вертолета, крикнул:
— Пуск!
Глава четвертая
Афганистан, район джелалабадского аэродрома
Апрель 1987 г
На откинутых капотах начинается другая работа: кто-то крепит силовые узлы движка к фюзеляжу, кто-то подсоединяет к системам десятки трубопроводов из матовой нержавейки, кто-то возится с разъемами жгутов электропроводки…
Это менее интересно. И, расстелив на прогретом песке куртку комбинезона, я опять укладываюсь пузом кверху…
Уснуть не получается: рядом сопровождая действия тем же матом, гремят инструментами технари, чуть поодаль травят анекдоты и вяло посмеиваются солдаты-десантники. Потому я просто лежу, прикрыв лицо форменной кепкой, вспоминаю поездку в Союз: встречу с родителями, неспешные прогулки с любимой девушкой по тихим улочкам родного городка… И мечтаю уже о настоящем полуторамесячном отпуске, в котором нас с Ириной ожидает архиважное событие — свадьба…
И вдруг, приблизительно через час моих безмятежных мечтаний, с севера слышится страшный рев. Техники разом прекращают работу, я вскакиваю на ноги; с беспокойством озираются по сторонам и десантники.
Суть происходящего выясняется через пару секунд, когда в воздухе над головами что-то прошелестело, а под ногами содрогается земля. Метрах в двухстах — с перелетом, рвутся реактивные снаряды.
Этого нам не хватало! Распластавшись на песке, я пытаюсь определить, откуда нас обстреливают.
Все верно. Снаряды выпускают их из той же зловеще темнеющей «зеленки», что лежит в трех-четырех километрах к северу от нашей площадки…
Сколько произведено выстрелов — определить невозможно — взрывы сливаются в сплошной грохот. Но сомнений ни у кого нет: стреляют по вертолету и стоявшим немного в стороне боевым машинам десанта. Других целей на обширном плоскогорье в пределах видимости нет. Значит, целью являемся мы.
Уткнувшись лицом в песок, я жду, пока стихнут резкие оглушающие хлопки. С последним разрывом обстрел прекращается. Будто рвется струна. В ушах все еще звенит, и не понятно: то ли это отголоски грохота, то ли таков звук у тишины…
Осторожно приподнимаю голову, оглядываюсь по сторонам…
Поднятое в небо огромное облако пыли, медленно относит на юг. Народ попрятался кто куда.
Осознание того, что реактивные снаряды выпускались из «зеленки», видневшейся тонкой полоской в трех-четырех километрах к северу, пришло быстро — еще во время обстрела. Больше на плоскогорье и укрыться-то негде. Не в мелких же овражках установлены устройства для пуска!.. Да и противный шипящий свист нарастал от лесочка.
Позабыв о лежавшей на песке куртке, я стремглав бегу к бойцу, что со страху по уши вкопался в песок возле рации. Он и сейчас закрывает руками лысую голову и не торопится оторвать тело от спасительной земли.
Схватив гарнитуру, жму на кнопку «Передача»:
— «Омар», «340-му»! «Омар», ответьте «340-му»!
КП полка молчит.
Минут через пять-десять после спокойной и благополучной высадки на площадке я пробовал связаться с начальством — доложить о прибытии в заданный район. Но мощности старенькой УКВ-радиостанции не хватило. Видимо, мешала холмистая местность, а площадка находилась не на должной высоте. Или на КП в тот момент никого не оказалось, во что, впрочем, верилось с трудом.
На вертолетную станцию надежд еще меньше; она рассчитана на высотное применение. Но я все же запрыгиваю в кабину и, включив питание, пытаюсь докричаться до своих.
Бесполезно.
— «Контур»! «Контур» — «340-му»! — вернувшись к переносной рации, зову на всякий случай КДП аэродрома.
И тоже тщетно. В ответ — тишина.
Пыль между тем окончательно рассеялась, и о залпе реактивных снарядов напоминали разве что темневшие вдали воронки. Боец все еще вжимался в песок, опасливо выглядывая из-под локтя; техники отряхивали комбинезоны от осевшей пыли и, тихо матерясь, снова лезли на раскрытые капоты. Десантники, как ни в чем ни бывало, продолжили травить анекдоты…
— Штук пятнадцать прилетело — не меньше, — оценил залп кто-то из технарей.
Другой вторил, чертыхаясь и выплевывая изо рта песок:
— Пронесло. Хорошо, что наводчик у них хреновый — все снаряды легли с перелетом…
И только инженер Максимыч, загодя распределив обязанности подчиненных специалистов, деловито бродит около хвостовой балки вертолета и, поглядывая под ноги, ворчит:
— Надо же… Окурок выронил… Да такой здоровенный окурок, мать его!.. Целый день курить и курить…
«Да, пронесло, — плетусь я на прежнее место, — однако без связи здесь — в двадцати километрах от своих; как-то неуютно. И неизвестно, пронесет ли снова, если эти обкуренные анашой фанаты решатся на второй залп».
Народ успокоился и возобновил работу…
Но тишина, нарушаемая звоном гаечных ключей, радует слух недолго. Примерно через полчаса в воздухе опять слышится отвратительный свист, а следом — оглушает грохот. В этот раз снаряды шарахают, недолетая до нас метров сто — сто пятьдесят. Над головой даже пару раз противно поют осколки.
И опять все происходит по знакомому сценарию: техников будто ветром сносит с капотов, я бегу к радиостанции, а десантники… Тем, видать, осточертело слушать вместо анекдотов бьющую по ушам канонаду; лейтенант отдает соответствующую команду, и пара человек, нырнув под броню, усаживается за пушки БМД. Дав по одной длинной очереди в сторону «зеленки», наводчики-операторы с чувством выполненного долга покидают раскаленные южном солнцем машины. Да и что толку расходовать боеприпасы, когда прицельная дальность пушек не превышает двух километров.
«Так… Что мы имеем? — не спешу я отходить от рации. — Первый раз долбанули с большим перелетом. Потом «духи» минут тридцать перетаскивали установки реактивных снарядов на новую позицию и перезаряжали их. Вторично ударили с недолетом. И уже ближе к цели».
Я поежился при мысли о том, что целью этих обстрелов являемся мы все, и я в частности. Неприятно, знаете ли, осознавать подобное. А еще неприятнее нутром ощущать каждое действие противника. Когда точно знаешь, что в данный момент грязные дяди с нечесаными бородищами перетаскивают установки по реденькому лесочку и устанавливают их аккурат посередине первых двух позиций. А, закончив с установкой, затолкают в стволы очередную партию снарядов и с криками «Аллах Акбар!» приведут в действие свои адские машины…
«Так. Что мы имеем?» — повторяю я, нервно скребя пятерней затылок.
Идей в голове не было. Правильно говорит местная пословица: «Лучше иметь камень на плечах, чем голову без мыслей».
Вздохнув, опять морщу лоб: «Между первым и вторым залпами прошло приблизительно полчаса. Это означает, что через такой же промежуток они шарахнут в третий раз. И благополучно накроют всю нашу группу, потому как пристрелка закончилась. Надо срочно что-то предпринимать, иначе…»
Моя ладонь ложиться на ручку настройки частоты. Установив командно-стартовый канал, зову:
— Борты, кто меня слышит, отзовитесь! Борты, «340-й» на связи, отзовитесь…
Буквально через каждую фразу мой взгляд буравит циферблат наручных часов. До третьего залпа остается минут двадцать, а эфир, будто испытывая мои нервы на прочность, молчит.
— Ё… вашу мать! — невольно вставляю крепкое словцо. — Когда не надо — гвалт стоит — не встрянешь. А когда на кону жизнь людей — не доорешься!.. Лейтенант, как там обстановка?
— Пока все спокойно, — отвечает стоящий на броне как изваяние офицер-десантник.
По моему приказу он наблюдает за «зеленкой» с помощью простенького бинокля; его бойцы на всякий случай держатся поблизости от машин и готовы в любую секунду отразить нападение «духов», если те вдруг отважатся на атаку.
Видя мою озабоченность, молодой парень предложил «сгонять на БМД до лесочка и покрошить головы бородатым козлам». Я оценил его смелость, но осадил: