Ну и слава Аллаху. Вот и пусть руководит корректировкой и выбором позиции…
Ко второму залпу подготовились за тридцать минут.
Все это время инженер настороженно следил за противником, заодно осматривая небо к северо-востоку. Именно оттуда — с джелалабадского аэродрома могла подоспеть помощь русским в виде двух или четырех боевых «вертушек». Тогда бы в дело пришлось вступить расчетам ПЗРК.
Но лучше бы этого не произошло. «Свободная охота» закончилась, и прошлой ночью капитаном Маккартуром поставлена недвусмысленная задача. К тому же место отряда в лесочке после первого залпа засвечено — первая же атака русских вертолетов может поставить крест на планах американца и Гаффара. Поэтому необходимо поскорее расправиться с технической группой, сжечь недобитый вертолет вторым залпом снарядов и уйти вдоль Черной горы на юго-запад. Ну, а если помощь запоздает или не появится вовсе (мало ли — вдруг у группы нет связи с аэродромом!), то вряд ли эта горстка шурави отважится что-то предпринять самостоятельно. Слишком уж мало их для серьезного противодействия.
На всякий случай осторожный и предусмотрительный Гаффар расположил на опушке несколько воинов с гранатометами. Единственное, чего он побаивался, так это атаки бронемашин. В арсенале тех вояк, что околачивались возле застывших приземистых корпусов, и коих едва было видно через мощную оптику, имелась, пожалуй, одна возможность помешать его замыслам. При желании юркие машины на узких гусеницах могли бы подкатить поближе — на дистанцию полтора-два километра и выпустить сотню-другую снарядов по опушке. Не прицельно, куда попало, но… такого поворота событий полевой командир не желал. Это наверняка нанесло бы ощутимый урон его отряду.
— Мы готовы, — доложил заместитель.
— Начинайте, — глухо отозвался инженер.
И снова уши закладывало от оглушительного шипения. Снова лицо обдавало горячей воздушной волной от оставлявших дымный след и уносившихся к равнине снарядов.
Недолет. С направлением стрелки не ошиблись — все десять снарядов легли практически на линии цели, но, не долетев до нее какую-то сотню метров.
Гаффар тихо выругался, но выказывать недовольство не стал. Расчеты по команде расторопного Хаккани, уже спешно меняли позицию — перетаскивали пусковые устройства чуть ближе к опушке. Как раз на те недостающие сто метров.
И все же он не удержался — повысив голос, предупредил:
— Для последнего залпа у нас осталось ровно тридцать снарядов. Постарайтесь не промахнуться, братья! Иначе придется брать русских штурмом. А это лишние жертвы и упущенное время…
Русские вели себя спокойно. Во всяком случае, беготни или какой-то нервозности полевой командир не отмечал. Технический персонал во время двух предыдущих обстрелов моментально покидал неисправный вертолет и растворялся где-то вблизи бронированных машин. Но стоило пыльному облаку, поднятому разрывами, рассеяться, как они упрямо лезли вверх и снова оказывались на раскрытых капотах.
«Ничего-ничего, — подбадривал себя Гаффар, — это была пристрелка. Сейчас посмотрим, получится ли у них сохранить спокойствие…»
Приготовления к третьему залпу заканчивались. Моджахеды перетащили пусковые устройства и заряжали в стволы последние десять снарядов. Все, включая инженера, были уверены: смертоносные заряды лягут точно в цель. Больше им и деться-то некуда.
Небо к северо-востоку оставалось чистым — помощь шурави явно запаздывала. Все шло по плану…
И вдруг именно с той стороны, куда беспрестанно поглядывал Гаффар, опасаясь появления боевых «вертушек» противника, послышался нарастающий гул.
«Нет, это не вертолеты. И не самолеты…» — промелькнула догадка. И в тот же миг ударила тугая взрывная волна.
Два взрыва, слившихся почти воедино, отшвырнули его к молодым деревцам. Какое-то время он лежал неподвижно, уткнувшись лицом в клочок пыльной травы и, силился понять: жив или нет. Потом почувствовал, как кто-то тормошит за плечо.
— Гаффар! Очнись, Гаффар! — донесся до сознания далекий голос, словно, говоривший находился шагах в двадцати.
Он сел, ощупал голову и саднивший, липкий висок. Покривившись от боли, посмотрел на левую ладонь. Висок обильно кровоточил…
Рядом на коленях стоял Хаккани. Вытирая лицо раненного командира скомканным бинтом, он что-то живо объяснял. Что именно — не разобрать — голова гудела, а в ушах словно торчали пробки.
Молодой заместитель продолжал твердить одно и то же. И Гаффар, наконец, понял.
— Несколько человек убито, с десяток ранено. Один расчет полностью уничтожен вместе с переносным зенитным комплексом…
— Это плохо, — прошептал Гаффар пересохшими губами. — А что с расчетами реактивных снарядов?
— Уцелели. Они все уцелели.
— А эти?.. — мотнул он головой вглубь леса, где до поры хоронились конные моджахеды с ближайших кишлаков.
— Их не видел, но, думаю, никого не зацепило, — говорил Хаккани высоким взволнованным голосом. Говорил торопливо, точно боясь не успеть доложить обстановку. — Думаю, они уцелели. Они далековато отсюда.
— Понятно. Готовь последний залп, Хаккани. Быстрее готовь! Я хорошо знаю русских: если прилетели два снаряда, то скоро прилетят сорок.
Опершись на руку молодого человека, инженер тяжело поднялся и, едва переставляя непослушные ноги, направился к краю опушки. На полдороге остановился, ощупал грудь. Не найдя бинокля, вернулся к деревцам, нагнулся, подобрал лежавшую в траве оптику…
После взрыва в лесочке непонятно откуда прилетевших двух снарядов или ракет (Гаффар точно не знал), на позиции русских ничего не изменилось. Техники по-прежнему копошились у вертолета, солдаты не отходили от бронемашин.
Это отчасти успокоило.
— Мы готовы! — подбежал помощник.
— Начинайте. И напомни всем, Хаккани: если залп окажется удачным — сходу атакуем позицию русских. А потом быстро уходим на юг.
Кивнув, тот исчез в зарослях. А инженер продолжал стоять на опушке — почти на виду у противника, закрываемый лишь по пояс низкорослыми, облезлыми кустами.
Он заворожено смотрел на контуры ненавистного боевого вертолета и ждал. Вот сейчас последует последний залп и… Сейчас… через секунду или две из-за его спины с противным шипением вылетят десять сорокакилограммовых снарядов, которые разнесут в клочья бронемашины с боевым вертолетом и с теми людьми, что пытаются его восстановить… Потом настанет черед моджахедов из местных кишлаков — на лошадях они быстро пересекут равнину. Добьют раненных, заберут трофеи… А нам останется лишь с чувством исполненного долга уйти из этого района. Сначала на юг, а, добравшись до последнего пика Черной Горы, подвернуть на восток — к пакистанской границе…
Но вместо знакомого шипения внезапно послышался стремительно нараставший свист. И не за спиной, а сверху. Сверху и с северо-востока.
Догадка о том, что отряд подвергся вторичному и более мощному обстрелу, подтвердилась мгновением позже, когда все вокруг перемешалось: огненные вспышки, комья земли, пятна голубого неба, вывороченные с корнем деревья… И дикий грохот сопровождаемый жуткими ударами по телу твердого как камень воздуха.
«Все, — показалось ему, когда перед глазами замельтешила цветная рябь. — Наверное, это конец. Жаль, не успею уничтожить проклятую «вертушку…»
Разноцветные пятна кружились, наслаивались друг на друга, меняли цвет, становились ярче или гасли. А то и вовсе сталкивались и разлетались на тысячи крохотных искр…
На этот раз Гаффар даже приблизительно не знал, сколько провалялся на дне глубокой воронки.
Тяжело разомкнув веки, он застонал — глаза нестерпимо резануло всполохами света. Происхождения ломившей уши тишины он не понимал: то ли сильно контузило, то ли и вправду вокруг тихо. А может быть, и то, и другое…
Кровь стекала не только с рассеченного осколком виска, но и пропитала рукав камуфлированной куртки. Когда вставал и выбирался из ямы, плечо обожгло болью, будто кто-то всадил в живую плоть раскаленный клинок.