Времени было мало, а путь предстоял неблизкий. Мы с начальником штаба дивизии Д. А. Суяковым разделали обязанности: я отвечал за переброску летного состава, он — за переброску инженерно-технического состава, тыловых и прочих всевозможных многочисленных служб. Из всех полков я отобрал наиболее опытных летчиков — ведущих групп. С ними мы детально проработали маршрут, который составил более полутысячи километров полета над незнакомыми нам районами. После этого я с ведущими пролетел по всему маршруту и ознакомился с состоянием промежуточных аэродромов. Результатом всех этих приготовлений была организованная переброска всех полков в сжатые сроки. Никаких отставших, заблудившихся, потерявшихся — не было. Вся дивизия вскоре оказалась на указанном нам аэродроме в небольшом румынском городе Фокшаны.
Командир 3-го гвардейского истребительного авиакорпуса генерал И. Д. Подгорный и его начальник штаба генерал Простосердов отметили высокую организованность перебазирования дивизии. Это было важно для нас — сразу же зарекомендовать себя в составе 5-й воздушной армии. Кроме нас в подчинении командира корпуса И. Д. Подгорного находились 13-я и 14-я гвардейские истребительные дивизия (командиры полковники Тараненко и Юдаков). Мы сразу же попали в атмосферу боевою товарищества, которая в 3-м гвардейском истребительном авиакорпусе исходила в первую очередь от командира корпуса и его начальника штаба. Это были очень опытные, грамотные и известные в наших ВВС командиры.
Мы быстро перезнакомились и сдружились с летчиками 13-й и 14-й гвардейских авиадивизий. Интересовались противником, его силой, его методами действий. Здесь, в Румынии, немецкая авиация была слаба и особой активности не проявляла. Некоторое время мы совершали разведвылеты к Дунаю в направлении болгарской границы, ходили и в сторону Констанцы, но потом с нас эту задачу сняли и основным для нас на долгое время стало северо-западное направление — направление на Венгрию.
После тех разрушений, которые мы видели на территории нашей страны, Фокшаны производили впечатление мирного тылового городка. Городок не пострадал, весь был окружен садами. Отсутствие каких бы то ни было серьезных следов войны, весьма слабое сопротивление противника в воздухе, не столь интенсивный (после Сандомира-то!) режим боевой жизни — все это могло невольно расслаблять. Но мы, командиры, понимали, что впереди — в районе румынско-венгерской границы и дальше — нас ждут сильнейшие бои, в потому строжайшим образом укрепляли в полках дисциплину.
Когда мы прибыли в Фокшаны, войска 2-го Украинского фронта наступали в направлении нефтяного центра Румынии Плоешти и Бухареста. Там, над Плоешти, я впервые увидел результаты так называемого «площадного» бомбометания, которое производили американские тяжелые бомбардировщики. Если в целом особых разрушений в Румынии я не видел, то район Плоешти представлял собой зловещее исключение. Все нефтеперегонные заводы в этом районе были превращены американскими бомбардировщиками в груду битого беловатого кирпича и искореженного металла. После Сталинграда такие сильные разрушения сами по себе меня не удивляли. Удивило другое: вся площадь в районе заводов была испещрена сплошными воронками. Между воронками почти не было зазоров. Они лежали одна к одной, словно вся земля здесь была в оспинах. Такой плотности бомбометания я до сих пор не видел. Увидев, испытал двойственное чувство: с одной стороны — удивление мощности такого бомбового удара, с другой стороны — досаду. Вся эта картина больше походила на откровенную демонстрацию силы, нежели была вызвана военной необходимостью. Наши войска стремительно подходили к Плоешти, было совершенно ясно, что противнику район не удержать, и союзники как будто торопились уничтожить заводы раньше, чем на эту землю придет наша армия…