командир 9-й смешанной авиадивизии Западного фронта Герой Советского Союза генерал-майор авиации С. Черных;
командующий ВВС Дальневосточного фронта генерал-лейтенант авиации К. Гусев;
заместитель командующего ВВС Западного фронта генарал-майор авиации А. Таюрский;
начальник штаба ВВС Юго-Западного фронта генерал-майор авиации Н. Ласкин [107].
В данном списке нет имени командующего ВВС Западного фронта Героя Советского Союза И. Копца. Нам все время внушали, что он застрелился, узнав о том, что вся авиация округа погибла в результате внезапного нападения.
В действительности если Иван Копец и застрелился, то только потому, что хотел избежать ареста. Есть версия, что погиб он не 22 июня, а 23 июля 1941 года, уже в застенках НКВД. Примечательно, что сразу же была арестована и его супруга, что является прямым подтверждением версии о готовящемся его аресте.
Таким образом, мы можем определенно говорить о том, что перед самым началом войны было парализовано все руководство ВВС РККА от самого верха и до дивизионного звена включительно.
Давайте вновь вернемся к 39-му авиаполку и попытаемся понять, что изменилось в нем накануне войны, после его возвращения из Лодейного Поля.
Прежде всего надо отметить изменения в руководстве. Ушел на повышение и стал командиром дивизии авиации дальнего действия майор Георгиев, а во главе полка стал его заместитель майор Захарычев. Также на повышение ушли некоторые прежние комэски.
Вот официальное заключение о состоянии полка на 21 ноября 1940 года:
«Полк в составе 50 экипажей способен днем выполнять боевое задание на средних высотах, в простых метеоусловиях в составе звена – эскадрильи. Ночью – в составе 10 экипажей, одиночными экипажами.
Для повышения боеготовности полка необходимо: доукомплектовать матчастью, младшими авиатехниками, стрелками-радистами.
Для тренировки летного состава обеспечить полк барокамерой и кабинами Линка.
Авиабазу доукомплектовать транспортными машинами и специальными машинами – БЗ, ВМЗ, прожектора» [118].
Напомню, что накануне Финской войны ночью могли летать только шесть экипажей, два звена и ни одной эскадрильи.
Кабина Линка – это тренажер для «слепых полетов».
В этот период 39-й полк входил в состав 10-й смешанной авиационной дивизии, в составе которой также находились два истребительных полка (И-16 и И-153), один штурмовой и один бомбардировочный (39-й лбап). Части базировались в Бресте, Кобрине, Пинске. Штаб 4-й армии, которой подчинялись авиаторы, а также штаб ВВС и 10-й сад находились в Кобрине.
Как указывалось в акте последней проверки, полк считался неукомплектованным, так как имел самолетов от 40 до 50. Нормой, как мы помним, было 60 самолетов.
Командир 10-й смешанной авиационной дивизии Николай Георгиевич Белов (1902–1972) успешно прошел всю войну и даже опубликовал свои воспоминания. Некоторые фрагменты из них я приведу:
« В сентябре 1940 года в Кобрине я принял 10-ю смешанную авиадивизию. Она еще только формировалась.
В мае 123-й истребительный авиационный полк (иап) получил 20 самолетов Як-1, 39-й бомбардировочный – 5 машин Пе-2. А к середине июня в 74-м штурмовом полку (шап) появились два новеньких Ил-2. Соседняя дивизия передала в 33-й истребительный полк два МиГ-1.
Однако тренировочные полеты на новых машинах не производились, так как для них не было отпущено высокооктанового горючего.
В мае – июне мы направили из всех полков технический, а из 39-го и 74-го полков – и часть летного состава на заводы и запасные авиабригады для изучения материальной части новых самолетов.
Переучивание же всего личного состава планировалось провести в центрах обучения в июле – августе, а пока учебно-боевая подготовка продолжалась на старых самолетах.
20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С.А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках – отозвать».
Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать».
Я только что сел за стол, как вдруг раздался телефонный звонок. Поднял трубку.
– Николай Георгиевич, – услышал я голос полковника Сандалова. – Командующий просит зайти сейчас к нему.
По выработавшейся привычке взглянул на часы – 24.00. Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное.
Жена посмотрела на меня и, научившись за долгую совместную жизнь понимать без слов, спросила: