Он махнул рукой обреченно, а девушка Свелта с недоверием и ужасом смотрела на него, говорившего ужасные вещи. Она качала головой, не соглашаясь и отвергая.
– Ты ТАК думаешь? Да разве ТАК может быть? А глаза ее, распахнутые во всю ширь, молили: скажи, нет, скажи, нет!
– Так бывает, – сказал он. – Так было. Много раз.
Голос его дрогнул, видимо, что-то вновь зацепило его из прошлого. Свелта ощутила этот его скрываемый ото всех трепет, и, сквозь застывшие зеркала глаз, заглянула в его душу, туда, куда он не допускал никого. Гиль, совладав с собой, быстро прикрыл глаза и, подавшись вперед, спрятал лицо в ее волосах.
Танцу, казалось не будет конца, он все нес и нес их по глади и шири, словно плот по разливу вод.
– Послушай, – неожиданно сказал он ей, – это странно, но… В моей голове вдруг сложились стихи. Такое не часто, но бывает… Так, сущая ерунда, пару строк всего. Хочешь, прочту? Свелта, только не смотри на меня так, я, ей-Богу, не вру, только что сочинились. Будешь слушать?
Свелта была согласна, она-то готова была его слушать и слушать, что бы он там ни говорил. А тем более стихи. Под заключительные аккорды танца он продекламировал:
Для всех отвергнутых, для тех, кто был не понят,
Не выслушан, и вынужден уйти,
Для тех, кого любимые не помнят,
Кто одинок и горестен в пути –
Есть лишь одно спасенье в этом мире…
Музыка закончилась, пары разошлись, а они продолжали стоять в центре площадки.
– Что же дальше? – спросила она. – В чем спасение? Ты знаешь?
– Я-то как раз и не знаю, – покачал головой Гиль. – Если бы я только знал… Пошли прогуляемся?
Свелта не возражала, ей было все равно, что делать и куда идти, лишь бы быть рядом с ним.
Они вышли с танцплощадки в парк, в дальнем углу которого и располагалась «Шайба», и некоторое время шли молча его тихими аллеями.
Вечер был душным, а точней – удушливым. Нечто гнетущее ощущалось в природе, словно оккупировал всю землю невидимый, но могущественный враг. Деревья обреченно опустили свои ветви, лишенные поддержки и сочувствия ветра, а звезды в дымке, повисшей над парком, казались мутными и блестели на челе небосвода, как капли пота. Где-то за дальним концом аллеи тусклым фитилем тлела полная луна.
– Откуда ты меня знаешь? – спросил Гиль.
Свелта пожала плечами:
– Здесь все друг друга знают, городок маленький. А ты такой странный, все сам да сам ходишь. В гордом одиночестве, прямо Печорин. Я тебя видела часто, ты мимо моего окна ходишь туда-сюда… Вот и все мои знания о тебе.
– Да, – протянул Гиль. – Вся жизнь на глазах людей проходит, ни спрятаться, ни укрыться. Как ни старайся.
– А ты хотел бы спрятаться?
– Да, – усмехнулся Гиль невесело. – Хотелось бы пожить подальше от посторонних глаз. Хотя… Все равно, в общем-то.
Светла хотела бы узнать, чем вызвана его страсть к одиночеству, но спросить постеснялась, а Гиль не стал развивать тему дальше. Да и что можно сказать другому и отдельному человеку о том, в чем сам никак не можешь разобраться? А он все пытался понять себя, осознать, что с ним происходит, поэтому разговор не клеился. Они брели молча по застывшему в тишине и источающему тревогу городу. Светла, как настоящая школьница, шла, скрестив руки под грудью, на полшага впереди Гиля, Он шел за ней, повесив голову и сцепив руки за спиной. Он не ускорял шаг, а, напротив, медлил, сомневаясь, правильно и нужно ли вообще осуществлять то, что он задумал. Он все еще сомневался. К несчастью, как оказалось, жили они в одном районе и недалеко друг от друга, поэтому, сколь ни медленным было их шествие, в какой-то момент они оказались возле дома в котором жил Гиль.
– Вон мои окна, – указал он на три темных окна, явно выбивавшихся из ряда своих светлых собратьев. – Зайдем? Приглашаю в гости. Посмотришь, как я живу. Видя нерешительность девушки, он потянул ее за руку в подъезд. – Ну, не бойся, никто тебя там не съест, я живу один.
– Я не боюсь. Тебя – не боюсь, - сказала Свелта.
Она казалась отважной, но Гиль ей не поверил.
Они поднялись на второй этаж. Гиль открыл ключом дверь и слегка подтолкнул девушку в квартиру.
– Вот оно, убежище отшельника, – отрекомендовал он свое жилище.
Свелта прошла вперед и, в нерешительности остановившись на середине комнаты, с опаской огляделась по сторонам. Услышав за спиной щелчок и скрежет проворачивающегося в замке ключа, она стремительно обернулась. Гиль, ничего не объясняя, опустил ключ в карман и, подойдя к девушке, стремительно поцеловал ее в губы, помимо воли отметив, как мелко дрожали под его руками ее покорные плечи. Он был почти груб.
– Вот так, – сказал он, отпуская ее, и подумал, что теперь уж наверняка все будет так, как он задумал.
Он зажег бра и выключил верхний свет, после чего ткнул пальцем в кнопку магнитофона. Минуту вслушивался в леденящие звуки кул-джаза, словно снегом наполнившие комнату. Мысли его в эту минуту были странно далеки, в том невозвратном времени, когда он не мог и помыслить о том, что собирался совершить сейчас. В который уже раз за вечер сожаление об утраченном острым крюком зацепило сердце и потянуло куда-то в сторону. «Может, зря все это? – вяло подумал он.– Ничего ведь не изменится, ни себе, ни кому другому этим я все равно ничего не докажу…»Чтоб не терять решимости, он перестал думать и, вздохнув, повернулся к девушке.