Одиночество… Не многим суждено испытать на себе в полной мере его космическую пустоту и холод. О, Анно отлично знал, что это такое. Не раз в состоянии близком к отчаянью он убегал из своей тихой, уютной и страшно пустой квартиры, в которой никогда не звучал другой голос, кроме его собственного. Словно в омут, он бросался в толпу людей, заполонявшую улицы и площади города, пытаясь утопить в ней свое отчаяние. И это отчасти ему удавалось. Начиналось то, что сам он называл «погоней за миражами». Дело осложнялось еще тем, что о разыскиваемых миражах у него были лишь смутные представления, поэтому распознать их он пытался лишь по изменчивым, внезапно налетающим и так же быстро исчезающим ощущениям. Тем не менее, боль и тоска растворялись и исчезали в людском половодье, а он бродил, бродил по Городу до изнеможения, до тех пор, пока улицы не пустели на краткий миг перед рассветом. Тогда он возвращался домой, бросался на кровать и долго лежал с открытыми глазами. Перед его взором нескончаемой вереницей проплывали недавно виденные лица людей, молодые и старые, женские и мужские, веселые и грустные, умные и совсем наоборот. Это все были живые и, в то же время, условные образы его сограждан, к которым невозможно просто так обратиться за помощью или советом, у которых, он знал, никогда не найдется ни времени, ни желания выслушать его и понять. Иногда из череды лиц сознание выхватывало какое-то одно, в чьих глазах Анно замечал нечто неуловимо родное, близкое, что тянуло и неудержимо влекло к себе. Но уже в следующий миг тронувший его душу образ тускнел, лицо блекло и распадалось на несовместимые фрагменты, исчезая в облаке небытия осколок за осколком. Тогда он привычно визуализировал в сознании дорогие его сердцу образы отца и матери, память о ком всегда хранил в душе. Следом за тем приходило успокоение, и он засыпал.
Он не знал, что все происходившее с ним тогда было лишь свойственным молодости любовным томлением, ее предчувствием и затянувшимся ожиданием.
В один из летних вечеров Анно брел по погрузившимся в фосфоресцирующую пучину ночи, отяжелевшим от роскоши опоенной влагой жизни зелени улицам Сальви-Круса. Прелесть тихого вечера теплой волной вливалась в его сердце, наполняя его грустью и нежностью ко всему сущему на белом свете. Чувство, сродни умилению, охватило Анно, и он шел, упиваясь воздухом, надушенным ароматом распустившейся маттиолы. Поддавшись ночным чарам, небо сдернуло с себя пыльное покрывало, приоткрыв тайники, в которых весь долгий летний день прятались звезды. Мироздание от щедрот своих высыпало на всеобщее обозрение, сколько их уместилось в руке дающей, и ночные светила тяжелым ожерельем повисли над городом, почти касаясь крыш домов и верхушек деревьев.
Как чудесно!
Анно любил эту пору, любил прогуливаться в такие вечера по улицам своего города, не замечая течения времени, мягко влекущего его сквозь ночь к рассвету. Так было и в тот раз.
Вот он заметил, как вокруг вспыхнувших фонарей сгустились сумерки, и тут же следом за ними густая вязкая тьма хлынула неизвестно откуда с явным намерением залить, затопить улицу. Она плавилась, таяла, соприкасаясь с яркими шарами фонарей, исчезала в причудливых изгибах неоновых трубок реклам, окрашиваясь их цветами и становясь их естеством, и умирала в неистовых кострах витрин и окон. Но она никогда не пропадала навсегда, возрождаясь там, куда не проникал свет, клубясь и распухая глухой ватой и окружая город мягкой блокадой.
В часы темноты свет горящих окон завораживал, всегда привлекал и манил Анно к себе. Странно, но окна его собственного дома еще никогда не встречали его своим светом, не кричали ему издали что ждут, что рады, что скучают без него. Да, по правде говоря, он и не представлял себе, как выглядят они зажженными, когда смотришь на них с улицы. Эта странная мысль поразила его, и он хмыкнул себе под нос что-то типа: «Надо бы попробовать. Да, так и сделаю». И отнес эксперимент на более поздний срок, быть может, уже на завтра.
Обычно, шагая по пустынным улицам и наблюдая за окнами, Анно любил угадывать, кто прячется за опущенными шторами, кого скрывают плотно задернутые занавески. Эта игра несколько развлекала его, однако не успокаивала, поскольку каждое освещенное окно напоминало о темноте собственных окон, и, даже не думая об этом, он подсознательно ощущал тоску, таящуюся в нем и молча, тихо-тихо, пилящую его изнутри. Странно, но ни разу не пришла ему в голову мысль, что, быть может, там, за освещенными окнами, за одним из них мается от одиночества, не находит себе места родственная ему душа, кто-то такой же как он. Одинокие души подобны кометам в глубинах космоса. Космическим странницам крайне редко выпадает счастье личной очной встречи, но при этом увидеть друг друга они могут, лишь опалившись жаром одной звезды. Только звезд бесконечное множество, вон они – далекие, яркие, холодные – в беспорядке разметались по небу, словно некий богоподобный маг небрежной рукой сыпанул на черный бархат пригоршню бриллиантов разного достоинства… потом еще, и еще. И уже не в силах остановиться, сыпал и сыпал, все что есть, что еще оставалось, и пыль, и песок, и газ. Как среди этих множеств угадать ту единственную звездочку, рядом с которой возможна встреча, как умудриться поспеть на рандеву вовремя?
Сияние космоса подчеркивало его глубину и бесконечность, непостижимые умом средним и меньших размеров. Но даже и выдающийся ум не в силах был бы вместить в себя и, главное, вынести, не повредившись, мысль о единстве вселенной именно в ее бесконечности. А вселенная неотделима от нас, живущих на Земле. Это хорошо знал и чувствовал Анно. Еще он знал, что это утверждение легко проверить. Стоит лишь запрокинуть голову и чуть внимательней, чуть пристальней, чем всегда, всмотреться в ночное звездное небо, как вдруг покажется, что земля начинает уплывать из-под ног, а голова запускается карусельным кругом. Еще немного, и ты срываешься в бездну, уменьшаясь в размерах и вновь увеличиваясь, пока не оказываешься, затерянный, невесть где. Небесная пропасть властно зовет, манит к себе. Как же противостоять зову вечности? Наверное, не замечать, не думать о ней. Но как не замечать? Как не думать?
Размышляя о вещах неземных, Анно не заметил, как оказался у своего дома. Привычно нащупав взглядом знакомое окно на фасаде, и подавив вздох сожаления, вызванный его обычным необитаемым видом, он поспешно нырнул в подъезд.
Лифт не работал, уже черт его знает, сколько дней, поэтому ему пришлось проделать путь на тринадцатый этаж пешком. Погруженный в свои грустные думы, в этот раз он даже не поворчал на лифтеров, ремонтников, ЖЭК, да и на самих жильцов, которые, хоть лупи их, избегают всяческих усилий, чтобы привести лифт в нормальное, ходовое состояние. Они лучше на сотый этаж пешком…вот как он сам…Да…